Яик-Горынович

На следующий день вернувшийся из Мечетной слободы Емельян Пугачев принимал в степи, вдалеке от постоялого двора арестованного Оболяева, делегацию Яицкого войска в лице Шигаева и Караваева. На умете оставаться было опасно, туда с минуты на минуту могли нагрянуть сыскные команды. Нужно было срочно перебазироваться, и Евлампий Атаров разослал своих людей по степи искать новое убежище для батюшки. Сам он с Тимохой Вороновым (Арзамасцем) и с тремя казаками охраняли Петра Федоровича, пока он беседовал с депутатами.

Пугачев, долго не разговаривая – на пустопорожние разглагольствования уже не было времени, – объявил казакам обо всем, что уже говорил ранее Атарову и другим. Пытливо вглядываясь в непроницаемые лица приезжих, спросил, признают ли они его истинным государем Петром Федоровичем Третьим.

– Мы твоему царскому величеству не супротивники, – охотно поклонились ему Максим Шигаев и Денис Караваев, на которых убедительно подействовали вчера за столом горячие речи земляка, атамана Евлампия Атарова. – Признаем тебя над собою и всем войском Яицким истинным природным государем Петром Федоровичем Третьим, и Господь Бог тому свидетель, ежели это не так.

– Целуйте крест! – выпростал из-под рубахи на своей груди распятие Пугачев.

Казаки молча повиновались. В это время из степи донесся громкий разбойничий свист, и к ним подскакал на норовистом молодом коне Евлампий Атаров.

– Батюшка, по дороге к Таловому умету двое всадников правят, – проговорил он, поигрывая темляком казачьей шашки. – Одного я признал: энто Ванька Зарубин по прозванью Чика. Разбойник и лиходей еще тот! Как бы не было худу… От него все огни всегда загораются, опасный человек, хоть и наш, войсковой.

– Прав Евлампий Михайлович, – поддакнул Денис Караваев, убеждая Пугачева. – Ты бы, государь, поостерегся, Чика – человек ненадежный, сболтнет лишнего в городке по пьяной лавочке. Либо под плетюганами все об тебе коменданту выложит. А бит Ванька Зарубин несчетное число раз, и все за язык свой поганый. Как выпьет чуть в кабаке – прямо сатана! И в драку почем зря лезет.

Максим Шигаев тоже принял сторону казаков. Он тронул Пугачева за рукав кафтана, предложил подобострастно:

– Караваев дело толкует… Пойдем, твое величество, к речке, в камышах от греха схоронимся. А как уедет разбойник Чика, снова выйдем да разговорец наш и продолжим.

Когда Пугачев с Шигаевым удалились, Евлампий Атаров спрыгнул с коня, привязал его к задку телеги Караваева. Денис достал арбуз, ловко распорол его казачьим кинжалом, прижимая к широкой груди. Не успели отведать по скибке сочной, кровяной мякоти, истекающей прохладительным, сладким соком, из степи подъехали верхами Иван Зарубин и Тимофей Мясников, тоже прибывшие делегатами от городка учинить посмотренье объявившемуся государю.

– Эгей, Денис Караваев, старый хрыч, и ты тут! – радостно выскалился нахальный Чика.

Спешившись, подсел к едокам, схватил немытой лапой самую большую скибку, принялся жрать, заливая соком черную, смоляную бороду.

– Типун тебе на язык, Чика! – обиделся Караваев за старого хрыча и повернулся к Зарубину боком.

Тот, не обращая внимания на надувшегося Дениса Караваева, бесцеремонно разглядывал его приятеля.

– А это что за образина, не пойму никак? Чай не наш, не городской?

Евлампий Атаров, озлясь на наглеца, схватился за шашку.

– Щас узнаешь, чертова балаболка, кто перед тобой!

– Тю, да это же сам Евлампий Михайлович, – вскричал обрадовано Мясников. – Чика, запамятовал никак? Это ж старший сын нашего казака Михаила Родионовича Атарова, что за товарищество в прошлом году пострадал от генералов Катькиных, гонителей наших.

– Все так, Тимоха, – тоже узнал Мясникова Евлампий Атаров, – токмо я теперича не просто казак, а атаман его величества Петра Федоровича.

– И кто ж тебя в атаманы выбирал? – усомнился Зарубин. – Круг в городке вроде отменили, атамана – тожеть…

– Меня народ яицкий выдвинул своим атаманом, а царь-батюшка утвердил, – с достоинством ответствовал Евлампий Атаров.

– А где сам-то?.. Государь где? – принялся нетерпеливо выспрашивать Чика. – Почто заступника от народа скрываете, каторжные души?

Атаман Атаров влез на коня, снова лихо, в четыре перста свистнул, взмахнул длинной казачьей пикой с прикрепленным на конце бунчуком, помаячил ею в воздухе. На его зов от речки Таловой подошли Шигаев и Пугачев.

– Ты и есть, что ли, государь Петр Федорович? – недоверчиво глянул на Пугачева Зарубин-Чика. – Мы об тебе были другого суждения.

– Не похож, чи что? – грозно вопросил Емельян Иванович.

– Да не шибко больно, – не испугался смелый Чика.

Пугачеву он сразу понравился: и обличьем цыганистым, разбойным, и характером норовистым, как необъезженный степной конь, и удалью своей залихватской, казачьей, и горячей полуазиатской кровью.

– А ты живого царя вообще когда-нибудь видел? В стольном граде Санкт-Петербурге бывал? – подковырнул его Емельян Пугачев.

– Не-е, не доводилось, милейший, – отрицательно мотнул кудлатой, нечесаной башкой казак.