Тимофея Мясникова, Максима Шигаева и Дениса Караваева Пугачев снова отослал в Яицкий городок с поручением отыскать и привезти на хутор знающего письменного человека в секретари. Шигаеву особо было поручено изготовить для императорского войска боевой штандарт, так как негоже было начинать такое дело без своего знамени.
Тимохе Мясникову велено раздобыть в городке приличную одежду для Пугачева. Однако денег на покупку вещей государь не дал, сослался, что в городке помогут деньгами знающие его казаки войсковой стороны. Отправился из хутора в степь и Зарубин-Чика: Пугачев поручил ему найти укромное место для лагеря. Хутор братьев Кожевниковых для этого не подходил, сюда то и дело заглядывали посторонние люди, которые могли донести обо всем коменданту Симонову.
Опасения Емельяна Ивановича подтвердились. На хутор из Яицкого городка вернулся Тимофей Мясников и два новых делегата от войска, братья Толкачевы Михаил и Петр. Мясников привез одежду для Пугачева, несколько войсковых знамен и сообщил тревожную новость: в городке полковником Симоновым схвачен Денис Караваев.
Это заставило повстанцев действовать быстрее. Иван Зарубин исколесил окрестности вдоль и поперек, чуть не загнал коня, но нашел-таки подходящее место для сбора прибывающих к Пугачеву казаков. Оно было в нескольких верстах от хутора, на тихой степной речке Усихе. Пугачев с Зарубиным, Евлампием Атаровым и Ефремом Закладновым поехали на Усиху – посмотреть.
Место для становища действительно было укромное, просматривалось со всех сторон на много верст вперед. Вблизи – ни жилья, ни татарских кочевий, ни проезжих дорог. Лишь высокий кряжистый дуб с шатром раскидистых густых веток одиноко возвышался на берегу речки Усихи. На нем можно было устроить наблюдательный пост и с высоты, как с караульной вышки, осматривать всю окрестность. Емельян Иванович остался весьма доволен выбором Чики.
Тут же в Яицкий городок вызвался ехать атаман Атаров – известить казаков о месте сбора. Пугачев согласился, посоветовав Евлампию держаться подальше от старшинской партии, чтобы не угодить в лапы полковнику Симонову. Ведь его в городке разыскивали с прошлого года. На том и порешили. Сбор повстанцев был назначен на 17 сентября.
Часть четвертая
Царь Яика
Глава 28
Казачья хитрость
По степи, вдоль крутого и обрывистого правого берега Яика-Горыновича, ехало около семи десятков конных воинов, большинство из которых были коренные жители этих мест – яицкие «лыцари». В толпе так же крутилось малость инородцев: татар, башкир, калмыков. Охлюпкой, на неоседланных крестьянских клячах, тряслось семь или восемь мужиков. Все это и было войско вновь объявившегося в Российской империи царя Петра Федоровича Третьего. Сам царь ехал впереди своей толпы в окружении жалкой свиты, которая – за неимением такового – была одновременно и эскортом. Чуть дальше рысил передовой разъезд – авангард: с десяток плохо вооруженных казаков и татар-степняков, отбившихся от своих кочевий.
Подле царя Петра – бородатого, ничем не отличавшегося по одежде от остальной ватаги, немолодого человека – крутился юркий черноволосый забулдыга с серебряной серьгой в ухе, отчего сильно смахивал на цыгана-конокрада, то был яицкий казак Зарубин Ванька, по-уличному – Чика. Он нахально скалил белые кипенные зубы и рассказывал самодержцу похабные анекдоты. Тот, благосклонно слушая, то и дело довольно похохатывал, бил себя по бокам широкими разлапистыми ладонями. Укоризненно грозил Чике немытым, с обломанным ногтем, указательным пальцем.
– Горазд ты, Ванька, зубоскалить. Не совестно срамотищу эдакую буровить? Перед царем-то?
– Чего совеститься, батька… Язык – без кости, все стерпит, – отвечал Зарубин-Чика. – Мели Емеля – твоя неделя!
Впереди замаячили высокая караульная каланча и земляной вал Чаганского форпоста. Человек, называвший себя царем (это был простой донской казак, дослужившийся в последнюю турецкую кампанию до чина хорунжего, Емельян Иванович Пугачев), подозвал наиболее видных сообщников: Ивана Зарубина, Дмитрия Лысова, Максима Горшкова, Тимофея Мясникова, двух братьев Толкачевых, Фофанова, молодого яицкого казачка Почиталина, который ходил у него в писарях. Испросил совета.
– Сваргань, батька, указ, я сам его в фортецию отвезу! – как всегда горячился Чика Зарубин.
Остальные с готовностью поддержали товарища. На свои разрозненные силы не надеялись, вдруг как гарнизон в отместку взгреет? Первая баталия – не фунт изюму! Боязно супротив законных властей нахрапом переть. Что-то еще будет?..
– Добро. Садись, Ванюшка, за писанину, – согласился с атаманами Пугачев.
Принялся косноязычно диктовать именной «ампираторский» указ к гарнизону степной крепостицы. Казаки дружно подсказывали Почиталину те или иные заковыристые писарские обороты. Наиболее усердствовал в сем непривычном для казаков-воинов предприятии Максим Горшков. Тоже, как и Почиталин, грамотей незаурядный. Родом с Илека казачок. Безбородый и безусый, словно гладко кинжалом выскобленный. Смахивающий на степняка татарина.