Яик-Горынович

Ураз Аманов разъяснил мулле Забиру суть Пугачевского предложения. У того враз удивленно взметнулись вверх брови. Он со страхом обвел взглядом шеренгу выстроившихся пугачевцев и, не зная на что решиться, застыл в центре юрты как вкопанный.

– Император всероссийский Петр Федорович Третий желает, чтобы вы его вспомнили и признали, – чувствуя всю критичность ситуации, настойчиво повторил татарин Аманов.

Ханскому мулле ничего не оставалось, как шагнуть к шеренге русских, среди которых якобы был царь, и приступить к распознаванию его особы. Он действительно бывал в Петербурге с посольством Нурали-хана, который поздравлял вновь восшедшего на престол Петра Третьего и слал ему богатые восточные дары. Царя мулла Забир видел всего один раз, да и то издали. Тот был молодой, бритый, в синем нерусском мундире и высоких, надраенных до зеркального блеска сапогах-ботфортах. Лицо его мулла помнил смутно, сейчас встретил бы – не узнал. И, право же, как различить покойного российского императора среди этих, почти одинаковых по виду русских бородачей? Аллах тому свидетель – мулла Забир никак не мог это сделать!

Он для видимости прошел вдоль шеренги из конца в конец, ни перед кем не останавливаясь, скользя равнодушным взглядом по незнакомым физиономиям гяуров. Двинулся медленными, семенящими шагами обратно. Неожиданно мулла задержался перед плечистым невысоким оборванцем с черной окладистой бородой, с горящими внутренним повелительным огнем, устремленными прямо в его душу глазами. Очи эти как будто загипнотизировали муллу Забира, повелительно пригвоздили к месту.

Ханский посланник остановился, и Пугачев, чтобы не искушать зазря капризную судьбу, не преминул этим воспользоваться:

– Что, мулла, признаешь ли меня, своего законного государя?

Татарин Ураз Аманов перевел. Мулла Забир внимательно выслушал и даже бровью не повел, услышав такое.

Пугачев открылся, играя ва-банк, и хитрый киргиз решил, что он ничего не потеряет, если скажет «да». А пойти на попятную и сослаться на то, что обознался, можно ведь всегда: никто от ошибки не застрахован.

«Ловок, молодец, сам царем назвался, не дождавшись, когда признают!» – подумал про себя мулла Забир, а вслух произнес:

– Признаю, как не признать, ваше величество, если я самолично у вас в Петербурге, в царском дворце, ручку целовал. Вы еще тогда изволили подарки принять, что Нурали-хан прислал… И супругу вашу хорошо помню, Екатерину Алексеевну.

– Она же меня, змея, родительского престолу и лишила! – зло процедил Пугачев.

Мулла Забир, выслушав перевод пугачевского толмача, прикусил язык:

– Виноват, государь… Действительно, нехорошо с ее стороны вышло.

– Как токмо Питер возверну и на отеческий престол обратно воссяду, Катьку солдатам на утеху отдам! В казарму… А посля – в монастырь, на вечное заточение, – брякнул, зло сощурившись, Пугачев и внимательно поглядел на муллу Забира.

– Воля ваша, государь… У нас в степи с неверными женами и похуже поступают.

Татарин Аманов неустанно, слово в слово, переводил весь этот красочный диалог.

4

Поговорив еще какое-то время, мулла Забир ушел к Нурали-хану доложить обо всем увиденном и услышанном. К этому времени аудиенция с посланниками коменданта Симонова тоже закончилась, и хан пожелал принять и выслушать своего верного писаря. Старшину Акутина с казаками поместили в дальней юрте на восточном краю аула, чтобы они не могли случайно столкнуться с пугачевцами. Помимо писаря Забира в шатре Нурали-хана были визирь орды Аслайдык Джангулов, три ханских сына, почтенные старейшины из родов Тама и Табын – основных родов Младшей киргиз-кайсацкой орды, главный муфтий.

Мулла Забир обстоятельно обсказал повелителю, что произошло в юрте пугачевцев, с восточным поклоном подал письмо. Нурали-хан бегло пробежал раскосыми глазами по строчкам, откинул руку с бумагой на шелковую подушку.

– Человек, называющий себя русским царем Петром Федоровичем Третьим, просит у меня сто джигитов во главе с моим старшим сыном Ахметом в знак верности. – Хан внимательно обвел взглядом лица присутствующих. – Что скажете на это, мои верные советники? Любимые сыновья? Военачальники?

– А точно ли это Петр Третий? – усомнился седобородый старейшина Кичубай.

– Мулла Забир, мой непревзойденный писарь, бывал раньше в Санкт-Петербурге, столице урусов, и видел там бывшего царя гяуров, – цветасто заплетая орнамент азиатских словес, витиевато повел речь грозный степной повелитель. – Говорит, что узнал в бородатом, одетом как нищий бездомный дервиш, человеке Петра Третьего, российского императора… Может быть, это не царь, а самозванец, как уверяет полковник Симонов, а возможно – подлинный, Аллахом поставленный властитель… Мы этого знать не можем, и спрашиваем совета у вас, мои верные слуги, сыновья и уважаемые старцы. Что нам делать и как поступить?

Из толпы приближенных решительно выступил визирь Аслайдык Джангулов.