Якудза: преступный мир Японии

Получается, я пережил стихийное бедствие только для того, чтобы по возвращении столкнуться с техногенной катастрофой? Это было все равно что вернуться в Чернобыль. Доходившая до меня информация была противоречивой и не особенно обнадеживающей. И кто знал, не предвидится ли еще одно, более сильное землетрясение?

Я старался не думать об этом.

В самолете во мне все бурлило, и я постоянно думал о том, что делать дальше. Стюардессы постоянно куда-то уходили, и мне казалось, что я нахожусь на корабле-призраке. Никаких плачущих детей, приглушенный свет. Когда мы долетели до Токио и начали снижаться, мне показалось, что вся страна погрузилась во тьму. Неужели несколько отключенных от сети ядерных реакторов могли привести к сбою в электросистеме? Вся Япония сидела без света, лишь кое-где сияли крошечные точки. Мы оказались в стране светлячков.

Первое, что я сделал, выйдя из самолета в Нарите, – нашел место, где можно покурить, и как только я закурил, то почувствовал одновременно чувство облегчения и какой-то странный, сладкий страх. У меня ушла неделя на то, чтобы вернуться из Нью-Йорка.

Мне вновь повезло: меня было кому забрать. Сайго, мой надежный бывший водитель и телохранитель якудза, вовремя подъехал на своем черном «Мерседесе», монстре, жрущем неимоверное количество бензина, которого он тем не менее очень любил. По пути домой из аэропорта мы завезли сумку со средствами первой необходимости (туалетной бумагой, подгузниками, раменом быстрого приготовления и одеялами) боссу якудза «Инагава-кай», который, как я знал, отвезет ее туда, где она необходима.

Сложить все сумки в самолет было сложновато. «Юнайтед Эйрлайнс» могла бы потребовать с меня плату за перевозку багажа сверх нормы, и в общем-то это почти и случилось. Мужчина на стойке регистрации спросил, почему у меня с собой так много вещей, и я объяснил, что везу гуманитарную помощь. Он сказал мне, что он из Чили, тоже много лет назад пережил жуткое землетрясение, и то, что я делаю, просто замечательно. Он не предъявил мне никаких обвинений. Это было приятно.

Когда я в одиннадцать вечера добрался до дома, то увидел на деревянной полке у входа в квартиру белый конверт формата А4 с результатами моего очень дорогого медицинского обследования, которое я прошел перед отъездом в Нью-Йорк. Я почти забыл о нем.

Я открыл конверт. Новость меня не обрадовала. В моей печени обнаружилась опухоль размером 3,6 сантиметра, вероятно, раковая.

«Пожалуйста, прийдите как можно скорее на контрольное обследование».

Я дважды перечитал письмо. Я двадцать раз просмотрел данные: картинки, диаграммы, сканы, цифры. Что все это значило?

Будь в моих руках волшебный шар-предсказатель судеб, я снова и снова вертел бы его в руках, натыкаясь на все тот же ответ: «перспективы не самые лучшие». Мне вдруг захотелось написать стихи или, может быть, хайку. Но тут я вспомнил бессмертные слова Басе, великого поэта, который однажды сказал следующее:

Как остроумен тот,
Кто, увидев, как вспыхнула молния, не говорит:
«Жизнь скоротечна!»

Я отнес письмо в спальню старого японского дома, которую снимал, лег на татами. Я слишком устал, чтобы включать свет. Коснувшись лампы «Таотроника» на столе, освещавшей примерно четверть комнаты, я вызвал небольшую бумажную лавину.

Камилла, моя соседка по квартире, рыжая француженка, которую мы все называли Ками-сама (как будто она была богом), сложила на моем столе часть писем и газет, которые пришли мне за две недели. К ее чести, она сложила их аккуратно, это я их столкнул.

Я быстро пролистал газеты: «Майничи», «Ёмиури», «Асахи», «Санкей». Удивительно, насколько схоже они освещали происходящее: никто еще не называл его катастрофой, но все понимали, что так оно и есть.

Я пробежал глазами пару репортажей «Ёмиури». Газета держала удар. Я проработал в ней двенадцать с половиной лет и знал, что Токийская энергетическая компания, один из главных ее рекламодателей, всегда ее несколько недооценивала.

Вынув из ящика стола пачку гвоздичных сигарет, я закурил одну, втягивая сладкий дым и слушая, как потрескивают гвоздика и табак. Сигарета чуть искрила, и я старался не поджечь результаты обследования.

Я плохо разбираюсь в японской медицинской терминологии, но определенно знаю, как выглядят документы больных раком печени, потому что видел такие документы одного очень плохого человека. Якудза часто страдают гепатитом С и другими проблемами с печенью из-за своих татуировок, грязных игл и шил, которыми все это наносят, или инъекций наркотиков.

Я точно знаю признаки заболевания печени во всех его вариантах. Иероглиф печени в японском языке очень важен. В японском языке даже есть сложное слово, обозначающее печень, которое означает «то, что действительно важно». Буквально: печень и сердце.