Японская поэзия серебряного века

Поздней осенью, свесившись через мокрые перила,
Над рекой горюет пожелтевшая плакучая ива
Где-то вдалеке затихают звуки тромбона —
Похоронная тоска в воздухе повисает

Посмотри, вон там, у висячего моста, в полумраке

Газовые фонари, сонных коней дыханье
Балаган молчит — сквозь сизый занавес ночи
Цирковая наездница в зеркало вод глядится…

Whisky

Обагренное зарей вечернее небо.
В небе — голос сорокопута.
Выстроившиеся в ряд бутыли виски —
Равнодушно протирающая их девица.
Слышишь? В обагренном зарею небе
Голос сорокопута…

Поздняя весна

Хириа-хисуриа,
Шу-шу-шу…
Томный теплый вечер опустился на берег.
Разлилось над гладью реки солнечное сиянье.

Отблески в окне офтальмологического кабинета.

За окном тополя вздыхают слабо, нестройно.
Ослепительны, нежны, жарки, безумны,
Припекают, парят лучи закатного солнца,
Желтизной пламенея и переливаясь.

Хириа-хисуриа,

Шу-шу-шу…

Вновь и вновь звучит с щемящей тоскою

Так пронзительно, жалобно, безнадежно
Тонкий писк пичуг —
Удивительных красноклювых пташек.

Хириа-хисуриа,

Шу-шу-шу…

Берег реки, усеянный всевозможным сором.

Болезненный скрип, наполняющий округу.
Желто-серые рыхлые клубы испарений
Непрестанно сонно, лениво сочатся влагой.

Хириа-хисуриа,

Шу-шу-шу…

У кирпичной стены на заднем дворе больницы

Затеняет окно душистый развесистый тополь.
Из окна, до боли в глазах щурясь,
Больной неотрывно смотрит на солнце.
Уносясь в мечтах к этому весеннему небу,
К этим звукам, к этой воде, к этому аромату…

Хириа-хисуриа,

Шу-шу-шу…

То темней, то ярче,

То тише, то громче,
Томно и нежно,
Снова и снова

Хириа-хисуриа,

Шу-шу-шу…

В небе багряные облака[123]

В небе багряны-багряны облака,
В наших бокалах багряное вино.
Что о жизни горевать, если все равно
В небе багряны-багряны облака!

Из книги «ВОСПОМИНАНИЯ»

Вместо предисловия