Ярость и рассвет

– Вы непременно должны навестить нас с Ясмин в Парфии, – сказал султан, покачав головой. Интерес на его лице держался слишком долго, чтобы быть настоящим. – Наши змеи имеют гораздо меньше возможностей для нападения. Мы с дочерью настаиваем, чтобы вы присоединились к Халиду, когда он снова решит нанести визит в Амардху. Позвольте нам отплатить за ваше гостеприимство соответственно.

– Почту за честь, мой господин, – произнесла Шахразада и склонила голову, поднося пальцы ко лбу.

Султан обернулся к мальчишке-халифу и с опасным блеском в глазах сказал:

– Позволь от всего сердца поздравить с обретением настоящего сокровища. Теперь нужно бдительно охранять его и беречь.

В этот раз завуалированную угрозу, которая сочилась из каждого слова султана, не распознал бы лишь глупец. Однако бессильный юнец, называвший себя халифом, ничего не ответил – и ничего не предпринял.

Тарик же едва сдерживался, чтобы не напасть на негодяя из Парфии с кулаками. Или с топором.

Значит, молчаливые люди – самые мудрые?

Внутренне кипя от злости, сын эмира сложил руки на груди.

Никчемный халиф подошел к Шахразаде, остановился напротив и в очередной раз ничего не сказал, а лишь молча разглядывал ее своими странными оранжево-золотыми глазами. И спустя несколько секунд улыбнулся.

Шахразада едва заметно кивнула в ответ.

Сердце Тарика болезненно сжалось.

Венценосная чета понимала друг друга без слов.

Мальчишка-халиф низко поклонился жене, поднеся кончики пальцев ко лбу. Затем выпрямился, положил ладонь к сердцу и ушел. Вельможи поплелись следом мимо Шахразады, по очереди выражая ей почтение. Когда Тарик остановился рядом, Шази залилась румянцем и отвела взгляд, а руки сжала в кулаки, спрятав их в складках серебряного плаща.

В этот момент Тарику вспомнились слова дяди в ту первую ночь, когда они с Рахимом приехали в Рей, покрытые пылью и едва не падая с коней после двух дней изнурительного путешествия: «Город так и гудит от слухов. Большинство считает, что халиф влюбился в юную жену».

Тарик ускорил шаг, чтобы догнать вельмож, которые уже вошли в многоярусный сад, полный цветущих деревьев. Чуть в стороне виднелся изящный птичник с разноцветными певчими птахами.

Спускаясь на следующий ярус, халиф постоянно оглядывался на дворец, пока капитан аль-Хури не приблизился и не заявил нарочито громко:

– Мой повелитель, мне кажется, вы оставили кое-что очень важное в главной галерее. – Молчаливый юнец снова не снизошел до ответа и лишь сощурил странные желтые глаза, вглядываясь в лицо двоюродного брата. Тот ухмыльнулся еще шире и добавил: – Полагаю, вы захотите забрать этот важный предмет и присоединиться к нам уже позднее, во время охоты.

Мальчишка-халиф снова посмотрел через плечо. Затем плавно развернулся и скользнул сквозь толпу вельмож, бормоча по пути невнятные извинения.

Тарик, как и все остальные, не сомневался, что халиф направился к Шахразаде. Как только он исчез из виду, началось бурное обсуждение. Самые бесстыдные начали заключать пари, скоро ли в Хорасане появится новый наследник престола.

Султан Парфии с интересом прислушивался к пересудам, однако в глазах его мелькало пренебрежение.

Тарик выдавил улыбку, несмотря на захлестывавшие его волны боли и ярости, а когда больше не смог выдержать пересудов, развернулся и зашагал вверх по лестнице.

– Куда это вы направляетесь? – поинтересовался капитан аль-Хури, преграждая ему путь.

– Я забыл мангалу в покоях, – быстро нашелся Тарик.

– Думаю, мы сумеем предоставить вам подходящую замену.

– Боюсь, замена не подойдет, – с извиняющейся улыбкой он покачал головой. – Зорайя – очень капризная птица и соглашается садиться только на привычные манжеты. Просто скажите, где вас найти, и один из стражей меня проводит.

– Оседланных скакунов будут подводить к аллее возле дворцовых конюшен, – сообщил капитан аль-Хури, а когда Тарик уже развернулся и махнул одному из охранников, подзывая его, окликнул: – Неужели эта мангала настолько важна?

– Да, если я хочу победить в этой охоте, – ухмыльнулся в ответ сын эмира, блеснув серебристыми глазами.

* * *

Шахразада застыла перед каллиграфическими надписями, вглядываясь в тонкие росчерки с замысловатым наклоном в каждом из мазков художника. Чернила разных оттенков извивались по пергаменту, вдыхая жизнь в слова на странице.

Невесомые потоки света лились из окон вокруг купола главной галереи, от центра которого расходились серебряные и золотые лучи. Они тянулись через весь потолок к девяти карнизам, образуя единую композицию с рядом полок, идущих вдоль оранжевых мраморных колонн.

– Этот отрывок невозможно разобрать, – пожаловалась Деспина, заглядывая через плечо госпожи.

– Мне кажется, это еще одна поэма о любви, – улыбнулась Шахразада.

– Зачем учиться так красиво писать, если никто не в состоянии понять ни слова?

– Эти строки призваны отразить внутреннее состояние автора.

– Значит, это поэма сделала его таким невразумительным?

Мелодичный смех Шахразады вознесся к куполу, отразился от карнизов и вновь пал на каменные плиты пола.