Ярость и рассвет

– Вы веселитесь так, словно в мире больше никого не существует, – прокомментировала Деспина.

– Забавно, сестра мне говорила нечто подобное, – наморщила нос Шахразада.

– Тогда, полагаю, вас не слишком волнует чужое мнение.

– А что, ты бы предпочла, чтобы я постоянно была серьезной? – поддразнила служанку она.

– Нет, – ответил вместо этого Халид, входя в главную галерею. – Я бы этого не хотел.

– Повелитель, – поклонилась Деспина.

– Не могу говорить за всех, – продолжил халиф, кивая гречанке. – Но лично мне хотелось бы, чтобы твой смех никогда не смолкал.

Служанка спрятала улыбку, низко склонив голову, и молча поспешила удалиться, оставляя венценосную чету наедине.

Шахразада не сводила с Халида глаз, сражаясь с наплывом эмоций. В горле пересохло, а злость угрожала пролиться потоком слов, которых он не заслуживал услышать.

Потому что не заслуживал знать ее самые тайные мысли. Ее заветные желания.

Насколько он стал ей дорог. И почему это не должно было иметь значения.

«Пусть секреты послужат тебе утешением, Халид ибн аль-Рашид, – яростно думала девушка. – От меня же утешений не жди».

Она вскинула подбородок и повернулась, чтобы уйти.

Однако Халид перехватил Шахразаду за запястье, когда она проходила мимо, и тихо произнес:

– Вчера я стучал в твои двери.

– Я устала, – отводя глаза, пробормотала она, почувствовав, как пропустило удар сердце.

– И злилась на меня, – мягко добавил Халид, затем внимательно посмотрел на нахмуренное лицо Шахразады и поправился: – Нет. Была в ярости.

– Отпусти руку.

– Понимаю, чем вызван твой гнев, – сказал Халид, подчиняясь ее приказу. – Я упустил из виду, что нужно рассказать тебе о Ясмин. Прости меня. Это больше не повторится.

– Упустил из виду? – язвительно переспросила Шахразада. – Упустил из виду?

– Я…

– Да ты хоть представляешь, насколько глупо я выглядела перед всеми? И насколько глупо себя чувствовала?

– Ясмин хотела уязвить тебя, – вздохнул Халид. – И мне печально видеть, что ее план удался.

– Ее план удался? Да ты настоящий бесчувственный чурбан! Думаешь, я пришла в ярость из-за того, что сделала эта напыщенная принцесса? Из-за того, что она танцевала перед тобой? Не понимаю, как ты умудряешься быть таким умным и беспросветно непонятливым одновременно?

– Шахразада… – Халид вздрогнул.

– Мой гнев не имеет ничего общего с Ясмин. Ты, именно ты причинил мне боль. Твои секреты – ключи от запертых запретных комнат – вот что ранит меня! – воскликнула девушка. – Твоя манера наносить удар и молча уходить прочь!

Выплеск боли проследовал тем же путем, что и смех: отразился от купола и стек обратно на мраморные плиты пола.

Халид прислушался к эху, поморщился и зажмурился. Затем открыл глаза и протянул руку к Шахразаде.

Она отступила на несколько шагов, усилием воли подавив рыдания, чтобы не позволить халифу одержать верх.

Это не остановило Халида. Он снова приблизился и обхватил запястья Шахразады и поднес ее ладони к своему лицу.

– Ударь меня, если желаешь, Шази. Сделай что угодно, но только не наноси мне такую же рану. Не уходи.

Оставив руки жены покоиться на его щеках, Халид провел кончиками пальцев по ее предплечьям и застыл, ожидая вердикта.

Шахразада замерла, держа в ладонях маску из камня и льда.

– Прости меня, джунам. За секреты, за запертые двери. За всё, – не получив ответа, тихо произнес Халид и нежно отвел волосы от лица девушки. Это прикосновение одновременно ласкало и обжигало. – Обещаю, однажды я открою тебе все. Но не сейчас. Поверь, существуют тайны, которым безопаснее оставаться надежно запертыми.

Джунам. Он уже называл ее так. Мое все.

Как и в тот вечер, когда Шахразада рассказывала историю о Тале и Мердаде, это слово звучало истинно, правильно.

– Я… – девушка осеклась и закусила губу, чтобы та не дрожала.

Чтобы остановить поток признаний, которые отчаянно жаждали вырваться на свободу.

Жаждали поведать о желаниях своенравного сердца.

– Я готов тысячу раз умолять о прощении за то, что причинил тебе боль, – прошептал Халид и поцеловал Шахразаду в лоб.

Она закрыла глаза, признавая поражение. Нельзя было больше игнорировать охватившие ее чувства. Затем скользнула ладонями по груди Халида, погружаясь в объятия сандалового дерева и солнечного света. Вдвоем они стояли под куполом главной галереи, и нечитаемая поэма о любви служила молчаливым свидетелем их воссоединения.

* * *

Душевная боль казалась пустяком по сравнению с тем зрелищем, которое предстало перед глазами Тарика теперь. Как бы он хотел никогда этого не видеть!

Войдя в арочные двери, ведущие в главную галерею, юноша поначалу подумал, что неверно выбрал направление и оказался не в том месте. В помещении царила абсолютная тишина. Шахразады здесь быть не могло.

А затем Тарик завернул за угол и увидел, почему вокруг повисло безмолвие.

И остановился, будто сраженный метко брошенным кинжалом.

Никчемный юнец-халиф держал Шахразаду в объятиях. Целовал ее в лоб. А она прильнула к мужу, обвила его руками, притянула к себе и прижалась щекой к груди, как припадает усталый путник к стволу дерева.