Ясень

Знаю я старинное поместье.
Три хозяйки в нём, один Хозяин,
Вид построек там необычаен,
И на всём лежит печать бесчестья.

На конюшне нет коней, а совы,
По хлевам закованные люди,
Их глаза закрыты словно в чуде,
На телах кровавые покровы.

Никогда здесь нет сиянья Солнца,
Здесь не слышен голос человечий.
Сальные, заплывши, смотрят свечи
Сквозь кружок чердачного оконца.

На сто вёрст идут глухие боры,
Не пробьётся в чаще даже буря.
Леший, бровь зелёную нахмуря,
Сам с собой заводит разговоры.

Покряхтит, подумает, и ухнет,
Поглядит, и свалит дуб широкий.
А в дому Хозяин седоокий
Вмиг бадью в колодец старый рухнет.

Зачерпнёт внизу воды зацветшей,
Наземь головастиков уронит,
И как будто что-то похоронит,
И вздохнёт от радости прошедшей.

Вдруг ухватит младшую хозяйку
Весь нелепый, взбалмошный Хозяин,
В миге возрождён и чрезвычаен,
И велит играть с собою в свайку.

Старые опять краснеют губы,
Свайка замыкается в колечко,
Тень встаёт уродца-человечка.
Ах, в поместье игры жутко-грубы.

И пойдёт по гульбищам древесным,
Поползёт по зарослям сплетённым
Гул существ, как будто звоном сонным
Восстонав о чём-то неизвестном.

Заскрипят по всем хлевам засовы,
И с тремя хозяйками Хозяин,
Хоть молчит, но видом краснобаен,
И в шуршаньях красные покровы.

Предел

Скрип половицы
  Ночью бессонной,
  В доме пустом.
  В памяти звонной
Тлеют страницы,
  Том догорел.

Мысль увидала
  Тление крыши,
  Рухнет весь дом.
  Зубы у мыши
Остры как жало.
  Это – предел.

Из подземелья

Она пришла ко мне из подземелья,
Ничем из мира снов не смущена,
Всегда пьяна, без тяжести похмелья.

И прошипела: Я твоя жена.
Я посмотрел с глубоким отвращеньем,
Не веря в то, что молвила она.

Она, моим не тронувшись смущеньем,
Приблизилась и подступилась вплоть,
Ведовским отдаваясь превращеньям.

Их дважды видеть – сохрани Господь.
То грузный червь, то злая обезьяна,
То лик Яги, то вздувшаяся плоть.

Она вставала бесом из тумана,
С глазами на затылке, а к челу
Две лампочки приделав для обмана.

Вдруг раздвоясь, кружилась на полу,
Дрались друг с другом эти половины,
И обе выдыхали чад и мглу.

Изливши кровь, казала лик ослиный,
И пожирала розы без конца,
Дудела в трубку, била в тамбурины.

Закрыв всю стену шкурою лица,
Разъяв её на мерзостных распяльцах,
Из черепов два сделала венца.

Перстнями гады съёжились на пальцах,
В глазных щелях, в лоханке их двойной,
Плясали мухи, словно в узких зальцах.

Я понял, что обвенчан я с Войной.

Вихри