Ясень

Ты вела меня спокойно. Ты вела и улыбалась.
  Уходила, усмехаясь, в неизвестные поля.
На краю пути былинка еле зримая сгибалась.
  Ветерок неуловимый реял, прахом шевеля.
Я оставил дом родимый, гумна, мельницу, амбары,
  Золотые сгроможденья полновесного зерна.
Все от ранних мигов детства сердцу ведомые чары,
  Вот за мной зима и осень, юность, лето, и весна.
Предо мной единодневность, вне привычных сдвигов года.
  Вне закона тяготенья по земле иду легко.
Но не радует сознанье совершенная природа,
  Ухо ловит звуки пенья, там, родного, далеко.
Песнопения успенья, равномерный звон кадила,
  Воплощался в цвет лиловый благовонный фимиам.
И полянами фиалок ты беззвучно уходила,
  И потоком водопадным свет лился по сторонам.
Но пред странным косогором я застыл в недвижном страхе: –
  Вот, такие, как и снились, ткут, прядут, число их три,
Это Норны, это Мойры, это Парки, Пряхи, Пряхи
  Это Судьбы, Суденицы, на пожарищах зари.
Замыслительницы роков, и ваятельницы далей,
  Восприемницы-ткачихи волоконца без конца,
В угаданиях зачатий, приговорщицы ордалий,
  Испытующие чувством воспалённые сердца.
Очи юны, кудри стары, нити, нити, пряжа, пряжа,
  Ткань нисходит океаном, в каждой капле есть зрачок.
Смотрит пена, смотрят волны, и в высоком небе даже
  Вместо Солнца глаз глядящий, бледный Месяц – бледный Рок.
Безграничная всезрящесть, всеобъёмность шаткой ткани,
  Облекла моё сознанье в многоликий душный склеп.
И опять мне захотелось быть в незнанье, быть в обмане,
  И, склонясь пред младшей Мойрой, я, закрыв глаза, ослеп.
А когда глаза раскрылись, чья-то тень ушла бесшумно,
  И дрожащими руками тщетно я искал тебя.
Я под ивою плакучей. Вижу сад, амбары, гумна.
  Зыбко вижу и не вижу, как мне жить, Любовь любя.

Доверие

Когда я думаю, что страшный лик уродца
Был первым мигом здесь для Винчи, как для всех,
Я падаю в провал бездонного колодца,
А вслед за мною крик и судорожный смех.

Смеётся надо мной сто тысяч звуков страсти,

Которым подчинюсь, когда придёт мой час,
В болотце посмотрю, как вьётся головастик,
Уборам жизней всех косой колдует глаз,

Мне странно жутко знать, что даже чётки, зёрна

Моей любимой ржи, дающей чёрный хлеб,
Должны искать низин, чтоб в тлении упорно
Сплести зелёные взнесённости судеб.

Но также ведаю, что в золотые слитки

Умею перелить землистую руду,
И апокалипсис читая в длинном свитке,
Я в храм моей души не сетуя иду.

Пахучей миррою, богатым духом нарда

Восходит ладан мой доверия к Судьбе.
Кто я, чтоб лучше быть, чем был здесь Леонардо?
Земля родимая, вся мысль моя – тебе.

Ama Nesciri