– Это так жутко. Господи, так жутко, – сказал Аркл, смещаясь на другую сторону улицы подальше от высоких тёмных ворот.
– Здесь никого нет, – сказал Сеп, – не волнуйся.
– Из живых – никого! – парировал Аркл, глядя на тёмные ряды аккуратных надгробий. – А вдруг – ну, знаешь, как Роксбург, или…
– Ничего страшного – ворота заперты.
– Что, если они зомби, умеющие открывать ворота? – спросил Аркл, прибавил ходу, и кисточки на его руле затрепетали.
– Прекрати ты… – начал Сеп.
Но сам посмотрел в темноту кладбища и почувствовал, как его тянет к этому источнику разложения. Сеп представил, что могло бы случиться, если бы ящик стал ещё сильнее – если бы смог достичь пика своей мерзкой власти в этом месте, – и ощутил, как его захлестнула волна глубокой тёмной печали.
Он крутил педали вслед за Арклом так быстро, как только мог, и мгновение спустя они подошли к небольшому ряду магазинов, бесшумно ведя свои велосипеды в тени.
– Я сейчас обделаюсь, – буднично сообщил Аркл. – Серьёзно, похоже, мои кишки сдались. Мне такое не под силу. Это ты у нас теперь борец с крабами и заклинатель зомби, но у некоторых желудок понежнее.
– Я мигом – а потом помчим к ящику со всех сил, – пообещал Сеп. Оба на цыпочках прокрались к главному входу в клинику.
Палец нещадно кровил. Сеп вдохнул и ощутил, как кружится голова, словно кто-то сильный нёс его на руках.
– Жди здесь.
Аркл схватил друга.
– Здесь? – прошептал он. – Здесь?!
– Да. Я всего на минутку.
– Но…
– Приглядывай за велосипедами – если с ними что-то случится, нам крышка.
– Боже, вот бы сейчас домой, – простонал Аркл, пнул ограду и обхватил себя руками.
Сеп тенью прокрался через безмолвную тёмную приёмную и осторожно распахнул дверь в операционную.
Напряг глухое ухо, прижимая язык к пустой десне, но ничего не услышал. Ни шума, ни шёпота.
Но дверь была открыта, а Марио всегда запирался. Всегда.
Значит, он всё ещё здесь.
Ощущая неладное, Сеп глубоко вздохнул и вошёл в комнату.
Олень лежал на столе. Его огромные ноги свешивались по бокам, кости торчали, словно щепки расколотого дерева, копыта упирались в пол. В комнате было ужасно жарко, и Сеп захлебнулся запахом свежей крови, тёмные лужи растеклись по полу.
Палец пульсировал, волны боли пронизывали руку, отрубленный кончик горел от контакта с воздухом. Сеп подавил приступ тошноты. Он должен закрыть рану, нанести на неё какой-то антисептик, прежде чем заразится, – если инфекция попадёт в кровь, может начаться сепсис. Жар.
Смерть.
Проглотив страх, Сеп попробовал бесшумно зажечь лампу, а затем с отчаянием пощёлкал выключателем вверх-вниз. Ничего. Операционная оставалась в тени и казалась большой, тёмной и изменившейся до неузнаваемости. Сеп внимательно осмотрелся: шкаф, весы, стул Марио, ящики с папками; полки с настойками и лекарствами на стене.
В этой маленькой комнате олень выглядел совершенным гигантом – частью внешнего мира, перенесённой туда, где ей не место. От него разило по́том и диким мускусом, и Сеп почувствовал, как какой-то первобытный ужас пробирает тело до костей, велит бежать куда подальше.
Но из пальца полилось ещё больше крови.
Ему нужна повязка, иначе он рано или поздно потеряет сознание. Сеп заметил маленькую коробку на верхней полке в другом конце комнаты и сделал шаг туда. Тени двигались вместе с ним, вращаясь вокруг него в тусклом свете улицы.
Уши оленя внезапно зашевелились в свете проезжающей машины, и Сеп отпрыгнул назад, на мгновение решив, что зверь действительно его слышит. Но свет погас, гигантские уши остались неподвижными, и Сеп снова смог дышать.
Сунув антисептик в карман, он пошёл назад, пока не оказался рядом с головой животного. Глаза оленя были огромными, выпуклыми, тёмными и всё ещё блестели. Между зубами торчал язык – огромный кусок вонючего мяса, с которого сталактитами свисала густая слюна. Огромные рога обладали текстурой коры и состояли из коротких наверший, которые напоминали лезвия, торчащие из веток дуба.
Сеп заворожённо наклонился к животному, на долю секунды забыв, где находится и почему, страх оттеснили масштабы лежащего рядом существа. Когда Сеп присел на корточки, то заметил вторую тень, ту, которую не было видно от двери, которая не вписывалась в его воспоминания о здешней обстановке и мебели. Неподвижное тело лежало лицом вверх – одна рука всё ещё тянулась к ножке стола, а другая схватилась за горло.
И огромная копна тёмных вьющихся волос.
– Марио? – выдохнул Сеп. – О, боже мой, Марио, нет…
Он ухватился за стол, затем попятился, смахнул слёзы и глубоко вдохнул вонючий воздух.
Сражаясь с собственным телом, Сеп заставил себя встать и потянулся к другу.
Олень заревел и поднялся со стола, его раздроблённые ноги лягались в поисках опоры. Зверь повернул голову, задев Сепа за плечо рогами, и отшвырнул его на стеклянный шкаф. Сеп вскрикнул, ощутив новую рану, затем нырнул и попятился в угол.