Ящик с проклятием

Олень встал на дыбы, его сломанные кости раскололись, как стекло, и Сеп с ужасом уставился на зверя: его грудная клетка была зияющей и широкой, расколотой и блестящей, маленькие зажимы на разорванных артериях звенели при движении. Животное было мёртвым, разорванным и пустым, но дико мотало головой и завывало от ярости.

Оно снова поднялось на дыбы со звуком, похожим на треск рвущегося мяса, и, пригибаясь от рогов, Сеп понял, что олень ещё больше разваливается под собственным весом.

Сеп держал над собой шкаф, пока перед глазами не поплыли пятна, попытался вылезти, но снова попал на рога. Шкаф с металлическим грохотом опять приземлился на Марио. Ящик выскользнул, и карточки с записями попа́дали на застывающую кровь. Наблюдая, как темнеет бумага, Сеп почувствовал, что голова снова закружилась от тошноты, а боль простреливает руку огненными очередями.

Олень стоял между ним и дверью. Сепу ничего больше не оставалось, как бежать.

Он схватился за кончики рогов, удерживая их как можно дальше от себя. Олень заревел, запрокинув голову так, что его пасть оказалась перед лицом Сепа; дыхание животного обжигало глаза, капли крови стекали по щекам. Сеп оттолкнул голову животного, потрясённый мощью его шеи и ног, и оно заревело, пытаясь дотянуться до своей добычи.

Сеп поскользнулся на крови, выпрямился и снова поскользнулся, держа рога над головой, как трофей, когда что-то на полу привлекло его внимание.

Рот Марио шевелился, а изо рта наружу выбралось нечто тёмное, покрытое мешком блестящей слизи.

Сеп закричал.

Барнаби развернулся на груди Марио, его маленькие конечности вновь приняли прежнюю форму; медведь встал и повернулся к Сепу с сияющими зелёными глазами.

Он задушил Марио. Марио, защитника и друга Сепа; Марио, который не имел ко всему этому никакого отношения.

Сеп снова закричал. Медвежонок побежал к нему, олень запрокинул голову, готовясь к удару. Но когда смертоносные рога нацелились на Сепа, он пригнулся и увидел, что они пронеслись мимо его головы и поймали Барнаби, как муху в паутину.

Сеп приземлился на что-то твёрдое и квадратное и, откатившись, увидел, что это диктофон Марио.

Он схватил его и обернулся. Барнаби корчился на рогах, олень снова тряс головой, его глаза напоминали зелёный огонь.

Но стоило выдохнуть от облегчения, как изуродованное тело Марио зашевелилась на полу, а зеленоглазая голова повернулась и уставилась на Сепа.

Тот бросился в магазин для чипсов, подальше от крови и жары операционной, к единственной двери, которая не была заперта на ключ, – холодильной камере.

Но скользкие от крови пальцы не сумели с первой попытки набрать цифры на маленьком замке, а когда Сеп вытер пальцы о джинсы и хотел попробовать ещё раз, то понял, что разум пуст – он не мог вспомнить код.

Дверь в операционную открылась, и Сеп увидел две зелёные светящиеся точки, отражённые в матовой стали двери.

– Твой день рождения, – сказал он себе под нос, когда Марио, медленно волоча ноги, пошёл к нему. – Мы задержались допоздна и ели пиццу; мы всегда ели пиццу на твой день рождения…

Существо обогнуло стойку…

– И это День Греции…

Толстые пальцы коснулись его руки…

– Двадцать пятое! Твой день рождения двадцать пятого марта!

В последнюю секунду он набрал цифры и вбежал внутрь. Когда тело Марио ударилось о закрывшуюся дверь, Сеп закрыл лицо руками и заплакал.

В холодильной камере было темно, если бы не тусклый свет уличных фонарей, льющийся через старое окно на крыше, стекло которого было заткано плотной тканью паутины.

– Марио, – прошептал Сеп, прислушиваясь, как большие руки молотят по двери, и в отчаянии оглядывая свою камеру. – Господи Иисусе, Марио… Господи, я не могу…

Затем он вспомнил Аркла, сидящего с джойстиком в гостиной Лэмб. Сеп повернулся к потолочному окну и глубоко вздохнул.

– Марио становится плохим, – повторил он. – Герой убегает, карабкаясь по верёвкам и лианам.

Сеп поставил ногу на пустую нижнюю полку.

Потом понял, что там не пусто.

Собака с зелёными глазами повернула к нему голову, а за ней вспыхнуло бесчисленное множество других глаз – поменьше, более вытянутых или, наоборот, округлых.

В дверь снова ударили.

– Да сколько можно-то! – возмутился Сеп, отбиваясь от чьей-то пасти и карабкаясь на следующую полку.

Зубы вцепились в его джинсы, и что-то длинное и холодное начало медленно карабкаться по ноге. Сеп посмотрел вниз и увидел пару крошечных зелёных глаз, почувствовал, как длинные пальцы впиваются в ткань. С замиранием сердца Сеп узнал очертания Мистера Милаха.

Игуана зашипела, и Сеп понял, что не просто умрёт, если так и будет стоять, но его смерть вдобавок будет медленной и мучительной.

А тело сожрёт игуана-зомби в костюмчике.

– Да отвалите вы все! – воскликнул Сеп, изо всех сил прыгнул и толкнул окно. То надёжно запечатали краска, время и ржавчина. Сеп надавил сильнее, стукнул кулаком, услышал, как рама начала поддаваться.

Дверь треснула под тяжестью веса Марио.