Идеалистическая диалектика Гегеля и материалистическая диалектика Маркса

В интересной статье, посвященной Гегелю, Владимир Соловьев пишет: «Так как первым началом своей философии Гегель полагает понятие чисто бессодержательного бытия, равного ничто, то весьма легко и соблазнительно было бы представить эту систему в бессмысленном виде какого-то самосоздания всего из ничего. Но не следует забывать, что Гегель никогда не представлял начала и последовательности логического процесса в виде порядка временного; он был: более всего далек от мысли, что сначала существовало чистое бытие и больше ничего, потом оно оказалось равным ничто, и из этого вышло понятие становления. По Гегелю, ничего подобного быть не может. Абсолютная идея со всеми своими определениями вечно есть во вселенной и лишь последовательно в ряде моментов раскрывает свое вечное содержание коночному духу, а в нем — самому себе, становясь через это духом абсолютным»[7-1].

Совершенно верно, что Гегель не исходит из того или иного начала во времени; это, как мы видели выше, определяется им как дурная бесконечность. Когда Гегель мыслит начало, то это значит, что его исходным пунктом может быть любая точка на окружности, с которой он сравнивает бесконечность. Вечно движущаяся абсолютная идея обнаруживает себя в становлении, но моментом ее движения все-таки является переход чистого бытия, равняющегося «ничто», в «нечто». По этому поводу Соловьев дальше рассуждает, что полностью овладеть этим процессом очень трудно для человеческого разума и что, о другой стороны, эти трудности свойственны не одной только гегелевской системе. Выход же из этих трудностей В. Соловьев видит в том, что для истинного поникания движения абсолютной идеи не следует руководствоваться отвлеченными рассудочными категориями. О точки зрения рассудка чистое бытие и чистое ничто лишены всякого содержания. «Конечно, — Пишет Соловьев, — одна пустота под именем «бытия» не может сама себя сравнивать о другой пустотой под именем «ничто», и во всяком случае из такого сравнения могло бы выйти только тожество двух пустот, а никак не новое понятие становления (Werden). Но так выходит с точки зрения отвлеченного рассудка. Диалектическое же движение идеи не знает таких «или-или», и, не разрывая этих двух моментов, преходящих друг в друга, оно тем самым обнаруживает собственное неразрывное содержание».

Однако же остается совершенно неизвестным и по Соловьеву, какое содержание оно раскрывает. Содержанием является, согласно общей мысли Соловьева, как и всех идеалистов-мистиков, так называемая конкретность идеи. Под отвлеченным рассудком здесь понимается Соловьевым, как и Гегелем, абстракция, полученная от чувственных вещей. Конкретным основанием рассудочных понятий служат, таким образом, чувственно воспринимаемые вещи. Так мыслит рассудок реальность. А так как абсолютная идея сама по себе свободна от чувственного восприятия, в чем и состоит ее подлинная реальность, то в отношении ее движения неприменимо понятие пустоты, которой о точки зрения рассудка является чистое бытие и ничто.

В. Соловьев совершенно прав, давая такое толкование сущности и абсолютной идеи, но сильно ошибается, полагая, что Гегель последовательно определенно именно так и строил сваю; систему, т. е. Строил ее вполне сознательно исходя на мистического начала. Наоборот, Гегель вышучивает тех мыслителей, которые полагают, что субстанция открывается индивидуальному духу непосредственно чисто умозрительным путем, как это полагает В. Соловьев. По этому поводу есть прямое указание Гегеля: «Когда они предаются ничем не связанному брожению субстанции, — пишет Гегель, — они претендуют быть посредством раскрытии самосознания и снятия рассудка теми, которым бог дает мудрость во сне; в действительности то, что они во сне ощущают и вынашивают, суть поэтому также сновидения».