Читаем Идеально другие. Художники о шестидесятых полностью

Помню, как в первый раз появился Толя Зверев: мы приехали к Оскару, и он рассказал, что был у него художник Зверев, вместе с Плавинским, оставил какие-то картинки, одна с крестом — так, ничего особенного. Теперь Оскар говорит, что плохо знал Зверева, а у него в комнате висели его работы. Потом он стал приходить к нам на улицу Горького. Толя был неловкий — однажды наш сиамский кот Чана вдруг прыгнул ему на плечо, и Зверев очень растерялся, смеялся, не знал, куда деваться. Кот что-то в нем почувствовал, обласкал Зверева — животные вообще много чего понимают. Очень важна любовь к животным. Есенин их обожал и говорил: «Для зверей приятель я хороший, каждый стих мой душу зверя лечит». А Цветаева как обожала! Я читала в воспоминаниях эмигрантов — однажды она приехала, ни с кем не поздоровалась, бросила свои сумки, побежала к собаке, обняла, спрятала лицо, только причитала: «Сокровище мое, красота моя». Или фотография на Трехпрудном. «Собаки спущены с цепи…» Толя был хулиганистый такой парень, мог стол перевернуть, чего-то разбить, танцевал, делал руки хвостиком и так ходил. Он всегда был странный парень, дерзкий — но все это было в рамках приличия, ничего скабрезного не было. Я часто его встречала у Володи хорошо поддавшим, когда он чего-то танцевал. Я никогда не слышала от него ничего серьезного — он все время кривлялся и усмехался. Димка тоже напивался, но никогда не делал ничего плохого. Димка тоже мог развалиться — но когда приехал к нам в Прилуки, то вел себя так деликатно, что я даже удивлялась и все говорила: «Какой удивительный Плавинский!» Воспитанный, милый, замечательный. Если они хулиганили даже — так молодые были! Наверное, Толя меня стеснялся, с Немухиным они были в более свободных отношениях. Володя многое о Звереве знает.

Зверева можно любить или не любить как художника, но как-то приближаться к такому человеку я бы никогда в жизни не стала, не могла бы это сделать. Человек он был не то что ненормальный, но другого плана, измерения, очень небрежный, не было в нем внешнего эстетизма. Я его не осуждаю, но есть все же какие-то нормы. Раньше это называлось искусством душевнобольных, об этом не может быть другого мнения. Но такие, как он, могли очень привлекать людей. Про его жен и детей я ничего не знаю, говорят, что он был влюблен в старую художницу, которой это очень импонировало. Недавно я разговаривала с женщиной, которой 88 лет, она влюблена в человека, который на 50 лет ее моложе, и все время его преследует. Это патология, конечно. К нему все хорошо относились, но судьба вышла странная, рано умер. Картины мне его не нравятся — спонтанность, все эти почеркушки, я не люблю этого. А от личности его остался какой-то свет, несмотря на все его странности и глупости. Хотя он парень добрый и порядочный, есть в нем что-то мягкое, в отношении меня он был очень деликатным, даже если он выпивал. Один раз мы обедали в какой-то столовой с Володей, и он вел себя очень достойно. Воспоминания о нем у всех остались очень симпатичные, хотя мы с ним никогда не дружили.

Поэзия

Лианозовская поэзия очень конкретная, земная, совсем не похожая ни на вашу лирическую абстракцию той поры, ни на любимых вами поэтов начала века.

Стихи мы все писали, не знаю, писал ли Немухин. От Оскара я никогда не слышала. Думаю, это вообще зависит от воспитания — если маленькому ребенку родители читают много стихов, это прививается, даже в школах мы всегда учили стихи. Во всяком случае, стихов мы знали очень много. Хотя университетов мы не оканчивали, нас окружали такие люди, что знания были заложены от рождения. Дома мы учили стихи обязательно, куда-то приходили и их читали. У нас дома поэзию любили до потери сознания. Мой отец читал каждый вечер толстый том Пушкина, который убирался со стола, только когда обедать садились. Немухин был из другой семьи, победнее, хотя однажды видела, как его отец читал Надсона. В Прилуках жила его двоюродная бабушка, сестра его деда. Когда она начинала что-то рассказывать, это была не поэзия, целый роман. Таким языком, о природе, невероятные тогда были русские люди! У Володи был рисунок с портретом Хлебникова, его абстрагированные симфонии. В то время он имел очень большое преимущество — он был блестящий рисовальщик, с моторикой невероятной. В рисунках есть поэтическая сторона того Немухина, который был тогда, в то время. Он был очень поэтически настроен — смотрите, как называется его картинка, «Небо ищет убитую птицу». Мне плакать хочется. Думаю, это о людях без дома, понимавших, что значит убитая птица. Или картинка «Трубы», Сапгиру посвященная, по длинному стихотворению «Сидоров зарезал борова». Целая эпопея, печки, огонь они разводили — как иллюстрация. Нарисовать ему это вообще ничего не стоило. Есть виртуозы-рисовальщики, он не школьный, маститый, но у него была невероятная внутренняя пульсация.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

1968 (май 2008)
1968 (май 2008)

Содержание:НАСУЩНОЕ Драмы Лирика Анекдоты БЫЛОЕ Революция номер девять С места событий Ефим Зозуля - Сатириконцы Небесный ювелир ДУМЫ Мария Пахмутова, Василий Жарков - Год смерти Гагарина Михаил Харитонов - Не досталось им даже по пуле Борис Кагарлицкий - Два мира в зеркале 1968 года Дмитрий Ольшанский - Движуха Мариэтта Чудакова - Русским языком вам говорят! (Часть четвертая) ОБРАЗЫ Евгения Пищикова - Мы проиграли, сестра! Дмитрий Быков - Четыре урока оттепели Дмитрий Данилов - Кришна на окраине Аркадий Ипполитов - Гимн Свободе, ведущей народ ЛИЦА Олег Кашин - Хроника утекших событий ГРАЖДАНСТВО Евгения Долгинова - Гибель гидролиза Павел Пряников - В песок и опилки ВОИНСТВО Александр Храмчихин - Вторая индокитайская ХУДОЖЕСТВО Денис Горелов - Сползает по крыше старик Козлодоев Максим Семеляк - Лео, мой Лео ПАЛОМНИЧЕСТВО Карен Газарян - Где утомленному есть буйству уголок

авторов Коллектив , Журнал «Русская жизнь»

Публицистика / Документальное