Идентичность и цикл жизни

Психоанализ подтверждает простой вывод о том, что мальчик связывает свое первое генитальное ощущение со взрослой женщиной, проявляющей о нем материнскую заботу и приносящей ему телесный комфорт, и что он впервые испытывает сексуальное соперничество с лицом, которое сексуально владеет этой женщиной. В свою очередь, девочка начинает испытывать привязанность к своему отцу и иным важным в ее жизни мужчинам и одновременно ревность к матери, что может развить у девочки повышенную тревожность, так как блокирует ее реакцию на мать, и вызвать неодобрение матери, которое подсознательно воспринимается девочкой как «заслуженное».

Для девочек эта стадия нередко бывает достаточно тяжелой, потому что рано или поздно они осознают (притом что их локомоторная, ментальная и социальная интрузия развивается теми же темпами, что и у мальчиков, и соответствует ей, и они могут стать друг другу лучшими друзьями), что у них нет одной вещи – пениса, а с ним – и серьезных прерогатив в некоторых культурах и классах. В то время как у мальчика есть этот видимый, способный эрегировать, доступный для восприятия орган, к которому он может привязать свои мечты о взрослости, клитор девочки мало соответствует ее мечтам о сексуальном равенстве. У нее даже нет грудей как опознавательных знаков ее будущего; ее материнские стремления выражаются в фантазиях или в заботе о младших. С другой стороны, там, где в семье доминирует женщина, у мальчика на этом этапе может развиться ощущение неадекватности, поскольку он осознает, что, несмотря на все его успехи в играх и работе, он никогда не будет управлять домом, матерью, старшими сестрами. Мать и сестры могут усугубить ситуацию, вселив в него сомнение в самом себе, заставив мальчика чувствовать, что он (со своей «улиткой» или «собачьим хвостиком») низшее, а то и мерзкое существо. Вместе с тем и девочки, и мальчики становятся чрезвычайно отзывчивыми к любым убедительным доводам в пользу того, что в один прекрасный день они станут такими же замечательными, как их отцы и матери, а может быть, и лучше их. Они с благодарностью воспринимают уроки сексуального просвещения, преподносимые понемногу и терпеливо повторяемые через интервалы времени. Там, где потребности экономической жизни и простота ее социального плана делают роли мужчины и женщины и их специфические полномочия и вознаграждения понятными, ранние опасения по поводу половых различий, конечно же, легче интегрируются в схему дифференциации сексуальных ролей данной культуры.

Данная стадия развития дополняет список базовых социальных модальностей обоих полов модальностью «становиться» в смысле более традиционном, но сегодня еще более претенциозном – «делать карьеру». Нет более простого и сильного слова для определения всех перечисленных ранее социальных модальностей. Оно подразумевает удовольствие от конкуренции, преследование цели, счастье завоевания. Для мальчика главное – «становиться» путем прямой атаки; девочка может выбрать иной путь, становясь более нежной и привлекательной. Таким образом ребенок приобретает предпосылки маскулинной или феминной инициативности, то есть формы выбора социальных целей, а также настойчивость в их достижении. Эта стадия подготавливает ребенка к вступлению в жизнь, которая начнется со школьного опыта. Здесь ему придется оставить многие из самых сладких надежд и самых интенсивных желаний, приручить свое бурное воображение, научиться необходимому самоограничению и приобрести столь же необходимый интерес к вещам за пределами собственной личности – и даже к чтению, письму и арифметике. Часто это подразумевает личностные изменения, в некоторых случаях достаточно существенные, но чаще всего во благо самого ребенка. Перемены являются не столько результатом обучения, сколько внутренней переориентацией, и основаны на биологическом (отложенная сексуальная зрелость) и психологических (подавление стремлений детства) факторах, так как те интенсивные эдиповы стремления вкупе с достаточно богатым воображением и опьянением от полученных локомоторных возможностей имеют тенденцию к появлению тайных фантазий в пугающих масштабах. Как следствие, возникает глубокое чувство вины – странное чувство, потому что оно подразумевает, что человек совершил преступление или проступок, которые на самом деле не только не были совершены, но и биологически почти невозможны.