Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

В случае проработок выбор своей возможной роли был прост, поскольку особенного богатства этого выбора не имелось (лишь некоторые особо совестливые испытывали муки). Чаще роль была выбрана заранее, но иногда она могла меняться в процессе светопреставления – бывало, что нахлынувшие эмоции вдруг перечеркивали заранее выбранное решение. Такая перемена могла прийти от желания мести – ведь наконец-то можно было безболезненно, даже с выгодой для себя, выплеснуть накопившуюся злобу или зависть; иногда это мог быть страх – когда человек был не в силах пойти против воли всего зала, поскольку за всяким противодействием системе неминуемо следовала суровая кара.

Можно, подобно комедии масок, разделить участников проработок послевоенных лет на несколько основных видов – ролей. Для главной партийно-государственной силы в таких ордалиях отводилось три основные роли. Первая – это роль докладчика, который разнузданно или сдержанно, но цинично и профессионально распинал жертву (жертв) проработки в своем докладе или вводном слове; он мог быть даже участливым, скорбя о столь низком падении своего товарища. Вторая – роль «попугая», который развивал тезисы основного оратора в отдельно взятом сегменте или относительно конкретного человека, иногда он мог употребить даже бранное слово (в этом случае сидевший в президиуме основной докладчик, соблюдая видимость приличия, просил воздержаться от брани и выступать «по существу»). Третья и последняя роль в этой группе персонажей – группа поддержки – всякого рода партийный и комсомольский актив и т. п.; они были нетерпимыми сторонниками «правды», «гласом народа» и создавали в нужных местах овации или изрыгали возгласы негодования. Они же следили за тем, чтобы сидящие рядом не позволяли себе лишнего. Для членов ВКП(б) последняя роль часто была обязательной, поскольку они, добровольно или вынужденно вступив в ряды партии большевиков, подчинялись Уставу ВКП(б), то есть были обязаны «соблюдать строжайшую партийную дисциплину, активно участвовать в политической жизни партии и страны, проводить на практике политику партии и решения партийных органов»[1344].

Для людей, которые не участвовали активно в линчевании своих коллег, большого выбора также не предоставлялось.

Первая роль, наиболее типичная и распространенная, – роль статиста – «Когда вместе со всеми ты скажешь – да! И вместе со всеми – нет!». Она характеризовала основную функцию, отведенную партией советскому человеку, человеку той эпохи – ни в коем случае не подлому, а просто согбенному под гнетом власти Советов, видавшему аресты и смерти близких и при этом стремившемуся как можно меньше испачкаться в невинной крови своих товарищей. Роль эта была такова: прийти на собрание/заседание, не выступать, молча проголосовать «как все», после чего с болью в сердце отправиться домой – туда, куда в случае его отказа проголосовать «как все» он мог бы в один прекрасный день и не вернуться.

Вторая роль – требующая большой смелости – манкирование таким собранием. Это было опасно по нескольким причинам. Во-первых, пропуск собрания (а причина была очевидна) мог повлечь последствия по всем возможным линиям, а подчас и присоединение к кругу ошельмованных: ведь пропуск собрания без причины – это вызов коллективу. Кроме того, подобный поступок уязвлял всех пришедших – как вынужденных испытывать муки обычных статистов, так и организаторов. Во-вторых, такие собрания традиционно назначались в рабочее время, и пропуск его грозил серьезной ответственностью: прогулы в те времена могли легко закончиться передачей дела в суд. Чаще всего пропуск подобных публичных вакханалий случался по причине физического состояния, но этим могли отмахнуться только люди в возрасте и действительно нездоровые, имевшие официальный бюллетень (листок о нетрудоспособности). То есть пропуск проработочного заседания в ту эпоху уже был, несомненно, актом гражданского мужества.

Третья роль – еще более опасна. Выступавший в такой роли человек обычно имеет авторитет, от него ждут обличительной речи, настаивают, уговаривают, требуют, заставляют выступить. Он выходит на трибуну, ему внимает зал, но… Вдруг он начинает говорить совершенно не то, что он должен был сказать по заранее написанному в партбюро сценарию. Либо он, соглашаясь с собранием, начинает уповать на положительные свойства обвиняемых и говорить об их заслугах… Либо его выступление кажется смелым, он выстреливает громкими клокочущими фразами, негодует, но заведомо стреляет мимо поставленной цели – он критикует не присутствующих, а давно умерших людей[1345].