Идеология русской государственности. Континент Россия

«Ага! – сказал где-то кто-то. – Попались!» И с этого момента у «прав человека» началась другая история. Потому что, подписав пакт и соглашения, мы заключили международные договоры, прямо касающиеся положения граждан нашей страны. И теперь стало возможным доказывать, что мы их не соблюдаем, и оказывать на нас всяческое давление. И, как всегда в споре о праве, одна сторона доказывает одно, а другая – другое. Так что нужен судья. А где его взять? ООН на эту роль не подошла. Нападки и препирательства шли до самого распада СССР и, вероятно, отчасти приблизили его.

Так что международно-правовые обязательства по правам человека принял на себя Советский Союз по воле КПСС. Провозгласив себя правопреемником СССР в международных отношениях, Россия обязана была с этим считаться. Поэтому при написании Конституции решили, что судья всё-таки должен быть.

Но не подумайте, что имелся в виду ЕСПЧ! Должен был появиться «правильный» судья, с юрисдикцией на всём пространстве бывшего СССР. Сразу же началась подготовка Конвенции СНГ о правах и основных свободах человека со своим арбитражным органом – Комиссией СНГ по правам человека. Однако Конвенцию в 1995 году подписали далеко не все члены СНГ. И вот в 1998-м, когда она вступила в силу, Россия вдруг присоединяется к Европейской конвенции, что означает признание юрисдикции ЕСПЧ! Правда вышла наружу только в 2001-м, когда Совет Европы официально не рекомендовал своим членам и тем странам, что намереваются в него вступить, присоединяться к Конвенции СНГ, так как она-де не обеспечивает должного уровня защиты нарушенных прав[314]. Но неофициально это было доведено до сведения всех, кого это касается, ещё в 1996 году. После чего ряд стран СНГ, подписавших Конвенцию, не стал её ратифицировать. В результате международный суд по правам человека для постсоветского пространства не состоялся.

Так что присоединение к Европейской конвенции не только не планировалось при создании Конституции, но и было, скорее всего, шагом вынужденным. И теории заговора[315], которыми обросла эта история, совершенно беспочвенны.

Что, впрочем, не умаляет проблем, порождённых этим шагом. Дело в том, что национальное законодательство «старых» членов Совета Европы по части прав человека довольно единообразно. И правоприменительная практика тоже, в чём присутствует вклад самого ЕСПЧ, 70 лет старавшегося её унифицировать. Законодательство же и правоприменение в постсоветских странах устроены иначе, что в соприкосновении с практикой ЕСПЧ само по себе создаёт множество коллизий. А их можно толковать по-разному – по усмотрению судей. Если же судьи предвзяты, их решения легко приобретают политическую окраску.

Это, к сожалению, и произошло, лишний раз подтвердив, что изделие, создаваемое согласно хорошему проекту, не всегда и не во всём оказывается столь же хорошим. Это верно даже в отношении сугубо технических проектов, при реализации которых человеческой мысли и воле сопротивляются только косная материя и несовершенство нашего знания о ней. И уж тем более это справедливо для проектов политических, реализация которых представляет собой столкновение и противоборство замыслов и воль многих действующих лиц. Так что расхожие упрёки первой постсоветской Конституции России в декларативности (в Конституции, мол, одно, а в жизни – другое) выдают просто непонимание этими критиками природы конституции как проектно-идеологического документа.

Принятая при Ельцине Конституция определяла желательное направление ближайшего развития нашего государства. На практике же что-то стало реальностью, что-то (ещё) не стало, а что-то следовало отбросить как не вписавшееся ни в жизненные реалии, ни в дальнейший ход проектной мысли.

Заняв пост президента, Путин унаследовал эту Конституцию. И первые два президентских срока он занимался буквально претворением в жизнь основных её проектных идей. И это понятно: ведь доверие ему – доселе отнюдь не публичному деятелю, как и до него Ельцину, было предоставлено народом в кредит.