Идеология русской государственности. Континент Россия

Такое понимание цивилизации не единственно возможное. Впервые это слово употребил Адам Фергюсон, один из самых вдумчивых теоретиков «гражданского общества», предложивший ставшую популярной периодизацию истории человечества, разделив её на дикость, варварство и цивилизацию. Он считал «войну всех против всех» признаком состояния, предшествовавшего возникновению государства, поэтому «цивилизацией» назвал следующую фазу развития человеческого общества, для которой как раз наличие государства является неотъемлемым признаком (произведя это слово от лат. civitas, что, собственно, и значит «государство»). Сходным образом – отталкиваясь от способности порождать государство (определённого типа) и поддерживать его существование – определяют цивилизацию и некоторые современные теоретики, например К. Квигли. Однако сейчас в результате сравнительно-исторических исследований стало ясно, что могут существовать сложные формы общественной организации, не обладающие всеми традиционными признаками государства, но порождающие высокоразвитые межкультурные конгломераты, с полным правом именуемые цивилизациями (например, у народов Доколумбовой Америки).

Поэтому мы отдаём предпочтение тому значению слова «цивилизация», что было дано нами выше.

V.4. Власть. Государство. Общество

V.4.1. Власть и насилие

Мы живём в обществе, которое невозможно себе представить без власти. И насколько мы можем судить, так было в любом обществе с начала человеческой истории. Более того, власть присутствует в любом человеческом коллективе. Даже в паре (работников, партнеров, бойцов) есть «ведущий» и «ведомый». Так что власть следует считать фундаментальным общественным отношением.

Между тем, говоря о власти, мы обычно подразумеваем политическую власть. Для нас – политических животных – в этом нет ничего удивительного. Мысль о том, что станет с ними, если политическая власть вдруг исчезнет, большинство людей повергает в ужас. Среди писателей, дерзающих вообразить общество, обходящееся без политической власти, преобладают авторы антиутопий, повествующие о мучительном пути восстановления власти, водворяющей порядок на месте воцарившегося хаоса. Веками лучшие умы человечества пытались постичь «тайну власти», размышляя именно над природой власти политической. Попытки некоторых из них («анархистов») измыслить общественный порядок, не нуждающийся в политической власти, неизменно приводили к пониманию необходимости замещения политической власти другими её видами.

«Любопытно то, что понятие и проблема Власти столь мало исследованы. Занимались прежде всего вопросами передачи Власти и её происхождения, но сама сущность этого феномена редко привлекала внимание. Тем не менее совершенно очевидно то, что невозможно рассматривать политическую власть и саму структуру Государства, не имея представления о Власти как таковой. Поэтому необходимо хотя бы предварительное исследование понятия Власти – оно должно предшествовать всем исследованиям Государства»[359]. Эти слова выдающийся франко-русский мыслитель Александр Коже́в (Александр Владимирович Кожевников) написал в далеком 1942 году. Его трактат о понятии власти был опубликован лишь в 2004-м, через 36 лет после смерти автора, но оказался как никогда актуален.

Сегодня в политической науке и практике господствует заимствованное у Макса Вебера[360] представление, что политическая власть производна от государственной власти: результат её присвоения теми или иными социальными группами. А государственная власть в свою очередь основана на государственной монополии на принуждение в форме легитимного организованного насилия. То есть политическая власть основана на насилии. Логика этих утверждений диаметрально противоположна логике Кожева: выводы относительно власти как таковой делаются на основании рассмотрения весьма частного случая.

И напрасно вы будете ждать от сторонников таких взглядов их обоснования. А если потребуете, то дождётесь лишь кругообразных движений в области виска: «это-де очевидно, само собой разумеется» и т. п. В лучшем случае вам предложат ссылки на исторических предшественников: Платона, Гоббса, Монтескьё, Энгельса и др. Это значит, что представление о насилии как основе власти приобрело у них характер аксиомы[361]. Напомним (см. выше), что для принятия какого-либо утверждения в качестве аксиомы недостаточно простой (и, быть может, кажущейся) очевидности. Аксиомы, как любое знание, подлежат верификации.

Итак, задумаемся, годится ли на роль аксиомы утверждение (в любой формулировке), что власть неразрывно (с необходимостью) связана с принуждением/насилием?