Идеология русской государственности. Континент Россия

Остальные деньги одалживали. А когда должник оказывался неспособен их вернуть (что бывало очень часто), долг обещали простить за услугу по решению той или иной проблемы.

Богатую (то есть крупную и влиятельную) аристократию втягивали в различные деловые предприятия, то есть деньги брали уже у них, а те, рассчитывая получить значительный доход, обеспечивали предприятиям покровительство на государственном уровне. Результаты такого покровительства нередко сказывались не только на отдельных предприятиях, но и на целых отраслях и общинах. При этом в зависимости от использованных приёмов влияние такого покровительства могло оказаться как положительным (например, если издавался указ, улучшающий условия хозяйствования), так и отрицательным (если предприятию предоставлялась «привилегия», дающая ему монопольное положение). Вершины такая практика достигла с созданием крупных компаний для эксплуатации колоний: Голландской, Британской, Португальской, Французской и других Ост-Индских, Голландской и Французской Вест-Индских компаний. Они создавались под покровительством и при непосредственном участии короны, богатейших аристократов и купцов, но, как правило, по инициативе[407] и под управлением последних. Эти компании были чисто коммерческими предприятиями[408], однако именно им вменялось применение принуждения и насилия к местному населению, для чего им разрешалось иметь вооружённые силы. При этом государство метрополии могло и не обладать суверенитетом над соответствующими территориями (как, например, Британия в Индии). Это лишний раз указывает на экономическую функцию принуждения и насилия, а вовсе не на квазигосударственный характер таких компаний, как обычно утверждают.

При этом сохранялся косвенный и избирательный характер участия буржуазии в государственной политике.

Косвенный, поскольку фактическими действующими лицами оставались складывающиеся в придворной среде группы влияния («лоббисты», как бы мы теперь сказали). Они извлекали из этой деятельности личную выгоду и были заинтересованы в том, чтобы изоляция буржуазии от политического пространства сохранялась. Но в случае осложнений отвечать за них, как перед верховной властью, так и перед «заказчиками» приходилось тоже им. «Заказчики» же оставались по-прежнему в тени.

Избирательный, поскольку инструменты влияния использовались буржуазией лишь для реализации собственных целей, а к иным аспектам государственной политики она оставалась безразличной.

В результате описанных процессов сложился особый, буржуазный, политический стиль, паразитический и безответственный. Он был чужд любых общенациональных задач, которые могла ставить и решать только верховная власть. Он нуждался в этой власти и в государстве лишь как в средствах удовлетворения собственных интересов. Сама же буржуазия ни к какой власти не стремилась, довольствуясь возможностью оказывать влияние.

Даже победив, буржуазия сохраняла приверженность такому образу действий. Так что и в этом отношении Европа нового времени ни в коей мере не была «наследницей Рима».

Это проливает свет на многие характерные черты как самих буржуазных революций, так и режимов, устанавливавшихся в их результате.

Разумеется, самые ранние революции – Нидерландская и Английская – были, как мы писали выше, первыми экспериментами. Они протекали во многом стихийно, к тому же важные их причины и движущие силы были скрыты религиозными мотивами. Тогда как Американская и Французская революции опирались уже на довольно развитую теорию, разработанную именно в порядке осмысления предыдущих опытов.

Это в первую очередь концепция общественного договора, ставшая результатом осмысления «договорного» способа включения городов – романского реликта – в феодальное государство. Непонимание того, что феодальная система устроена иначе, заставило теоретиков общественного договора счесть этот принцип универсальным. В сочетании с утилитарным пониманием властных отношений это подтолкнуло последующую политическую практику к попыткам лишить персону власти верховенства и подчинить её договорным отношениям.

Но договор предполагает наличие другой стороны или сторон, выражающих волю прочих участников. Из этого представления родилась теория разделения властей, выдвинувшая парламент на роль «другой стороны» договора с персоной власти. Это также отражало специфику опыта первых революций, по стечению обстоятельств происходивших в странах, имевших сословно-представительные учреждения, дававшие власти согласие на введение и изменение налогов. Они к началу революций уже были насыщены буржуазным элементом и освоены им в качестве инструмента политического действия.