Игра на гранях языка

Покажем теперь различие между лексическим и грамматическим значением на одном конкретном примере. Язык может разными способами отражать явление множественности: для этого используются числительные (пять, десять…), существительные с количественным значением (куча, уйма…), грамматическая категория числа (камень – камни, человек – люди…) и др. Вот, допустим, перед нами лежит некоторое количество камней. Можем ли мы о них сказать «куча»?.. Смотря сколько их, этих камней. Существует старинная притча-загадка, основанная на толковании данного слова. Двадцать камней – да, это куча. Три камня – еще не куча. А с какого количества начинается куча? Трудно сказать: может быть, с 5–6, а может быть, с 8—10… Такова природа лексического значения: оно нечетко, размыто в своем объеме. Грамматика же поступает с решительностью воинского устава: здесь «много» (т. е. множественное число) начинается с двух, и никаких сомнений быть не может – и про два камня мы скажем камни, и про десять, и про сто… При этом не выразить грамматического значения числа нельзя: если мы употребляем слово камень, то придется выбрать или единственное, или множественное число – третьего не дано.

Добавим, что не всегда было именно так. Некогда в русском языке «много» начиналось с трех, а для двух предметов существовало особое двойственное число. Это значит, говоря о двух камнях, или двух глазах, или двух братьях, нужно было употребить особую форму (не ту, которую мы употребляем, говоря о большем количестве предметов). Потом двойственное число отмерло (в некоторых языках до сих пор осталось!), что свидетельствует о дальнейшей обобщающей работе сознания. В самом деле, понять, что два – это тоже «много», было, очевидно, нелегко, тем более что когда мы имеем дело с двумя предметами, то их различия отчетливо видны и обобщить их трудно…

И тем не менее при всей условности и отвлеченности, при всей обязательности грамматических значений они, оказывается, тоже подвластны языковой игре.

Обратимся к той же категории числа. Противопоставление «единственное – множественное число» – одно из самых всеобъемлющих в грамматике: оно охватывает не только существительные, но и прилагательные, глаголы, многие местоимения… В основе данного противопоставления лежит, казалось бы, очень простой критерий: или предмет, о котором идет речь, один (камень, улица…), или этих предметов больше, чем один (камни, улицы…). Действительно, чего уж проще? Но эта простота – кажущаяся. В этом мы убеждаемся, как только узнаем, что при всей масштабности данной категории есть целые классы слов, которые ей не подчиняются или подчиняются не полностью. Что это за слова?

Во-первых, есть немало существительных, которые всегда стоят во множественном числе и вообще не имеют единственного. Это обозначения «парных» и «составных» предметов (щипцы, кусачки, ножницы, очки, брюки, весы, сани, перила, часы, цимбалы, шахматы и т. п.), названия обрядов и игр (смотрины, проводы, посиделки, похороны, крестины, жмурки, прятки и т. п.), обозначения остатков, «отходов производства» (опилки, очистки, обноски, отруби, высевки и т. п.), а также некоторые другие. (Причем время от времени данный класс пополняется новыми словами.)

Во-вторых, есть еще больше существительных, которые всегда выступают в единственном числе – множественного они не имеют. Среди них обозначения веществ (кислород, воздух, алюминий, золото, нефть, фарфор и т. п.), слова с собирательным значением (листва, белье, старье, купечество, профессура, богема и т. п.), слова с отвлеченным значением (доброта, ненависть, молодость, боязнь, правда, идиотизм и т. п.), названия уникальных объектов (космос, дьявол, Луна, Шекспир, Эрмитаж и т. п.)… И этот класс тоже растет в своем количестве.

И вот тут-то мы убеждаемся в том, что то противопоставление, которое казалось нам простым и очевидным («один – не один»), в действительности является сложным и относительным. В самом деле, спросим себя: брюки – это один предмет или несколько? Один? А почему тогда слово имеет только множественное число? А часы – это один предмет? А почему… и т. д. Поэтому некоторые ученые предлагают уточнить значение (понимание) грамматической категории числа. Правильнее считать, что в основе ее лежит противопоставление не по единственности – неединственности, а по расчлененности – нерасчлененности (А.В. Исаченко). Тогда слово брюки, отвечающее «идее расчлененности», попадает в одну графу с обычными формами множественного числа (камни, цветы и т. п.).