Игра на выживание

– Кто таковы? Чьих будете? – этот вопрос старик адресовал уже им с Яриной.

Денис покосился на спутницу. Подождал, помятуя о ее просьбе заткнуться в ожидании важной оказии. Но она почему-то все не наступала. А пауза становилась чересчур длинной даже для мхатовской.

– Что замерли, ироды, когда к вам наместник московский Даниил Васильевич Щеня речь держит? – Один из рынд-телохранителей, громыхнув пластинами застегнутого на все крюки юшмана, шагнул вперед, очень красноречиво и недвусмысленно хватанув рукоять болтающейся на боку сабли. Пользоваться ими в этих локациях умели ловко, Денис в том имел счастье убедиться неоднократно. Потому понимал, что дальнейшее молчание может привести к очень нежелательным последствиям. Но вместе с тем не без удивления обнаружил, что Ярина отвечать почему-то не собирается. Вообще. Молчит, скромно потупив очи. А что мог ответить на этот вопрос домочадец Глинских? Конечно, призвать в свидетели своих патронов. Поэтому он решил взять инициативу на себя:

– Нам нужен князь Глинский.

– О как, – слабо хмыкнул в бороду старик-воевода. – Это что ж, каждому безродному псу в колодках теперь князей подавай? Чудно. Что ж, мне как раз делать нечего, сбегаю. Раз уж со мной говорить, видать, зазорно.

По лицу Даниила Васильевича, который, похоже, привык прятать эмоции в сети глубоко изрывших задубелую кожу морщин и густой бороде, никак нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно. Впрочем, судя по натужным подхалимским смешкам его свиты, князь все-таки пытался юморить. Правда, от тяжелого ощущения нависшей над ним угрозы эти шутки почему-то не отвлекали. Даже наоборот – усиливали его.

Глядя снизу вверх на налившиеся глаза рынды со стиснутым на рукояти сабли кулаком, Денис понял, что в этой игре он, пожалуй, самый главный аутсайдер. Потому что на игровом поле очутился, даже примерно не зная правил. Может, Ярина и правильно делала, что предпочла помалкивать. Тут ведь за любое неосторожное слово могут голову снять. А потом пойти спокойно обедать. Да и вообще, его голова, очень удобно торчащая из деревянного капкана, сама по себе прямо-таки напрашивалась на то, чтобы ее укоротить. Это не говоря о том наряде, в который его обрядил Шеф. И который, как заметил Кузьма, был вовсе не из тех, глядя на который московские вельможи смогли бы признать его обладателя за представителя союзнических сил.

– Значит, Глинские, да? – глядя на пленников с какой-то недоброй задумчивостью, проворчал Щеня.

Он обратил тяжелый взгляд на того самого красномордого крепыша, что стоял за правым его плечом. Тот чуть дернул щекой, будто желая сказать: «А кто же еще?»

– Ну что ж, каковы ваши заслуги перед Глинскими – скромны аль изрядны, – то мы узнаем. А покуда вас заберут. Больно глаза тут мозолите.

* * *

После третьего выстрела Павлина Смоленск пал. Не было штурма, отчаянного героизма последних обессилевших защитников, залитых кровью прясел и выжженной земли. Все получилось максимально деловито и буднично. Делегация высоких сановников города вышла из ворот и объявила о сдаче. После чего был высочайший прием у великого князя московского с обсуждением условий сдачи. «Официальная» ее часть должна была состояться завтра.

Всего этого Денис, конечно, не знал. Собственно, и знать-то не мог. Он даже понятия не имел, где сейчас находятся его коллеги по бегству из осажденного города. После короткого и непонятного разговора со старым воеводой хмурые люди сначала куда-то увели Ярину, а затем утащили подальше от глаз высокого начальства и самого Дениса. Весь день он провалялся связанный в каком-то сыром сарайчике. Теперь вот снова куда-то конвоировали. Судя по всему, в сторону леса, мрачно темневшего на фоне тонущего в серых сумерках неба. Почетный его караул состоял из трех бородатых вояк с рожами, которые, казалось, вырублены были не иначе как во время битвы из чурок исключительно неподатливых пород дерева. Красавцы эти время от времени перебрасывались ленивыми фразами, и именно из их максимально немногословного диалога Денис и узнал о судьбе осажденного города.

Этой ночью не до сна было ни за стенами павшей крепости, ни вокруг них. Смоленск затих за рекой в тревожном предвкушении неподъемной неизвестности. Лишь изредка за стенами мигали редкие огоньки: кто-то молился, кто-то прятал пожитки, а иные наверняка старательно точили ножи – на всякий случай. Если вдруг почетная капитуляция обратится в неконтролируемую бойню местного населения. Зато стан московской рати продолжал шуметь и бурлить. Повсюду горели костры и далеко по округе разносились нестройные звуки очень массовых гуляний. Утихомирить разошедшуюся рать пытались очень немногие. Хоть и не особенно рьяно. Да и преимущественно без толку.