Игра на выживание

Его же вели прочь от пьяной суеты, в сторону лесистого овражка. И он очень надеялся, что не для тихой расправы подальше от глаз лишних свидетелей. Но по мере продвижения в темную чащу опасения эти стали понемногу развеиваться. Они миновали уже достаточно распадков, буйных зарослей и ныряющих в непроглядную тень ложбинок, где можно было спокойно оставить хладный труп. А его продолжали вести дальше.

Пока он не заметил отблеск костра.

На невысоком пологом холме под соломенной крышей нахохлился, словно прячущийся от всего мира гриб, небольшой домик. Маленькие оконца, сквозь которые едва угадывался свет, низенький плетень, робкая тропинка, взбегающая по взгорку в сторону подворья. Вряд ли хозяин этого бунгало мог предположить, что когда-нибудь охранять его средневековый пансионат примутся так, словно это боярские хоромы.

И тем не менее сейчас, судя по всему, лесная халупа такую функцию и выполняла.

Охрана прохаживалась и по внешнему периметру максимально ненадежной ограды, и у подножия холма. Где кроме воинов меж телег, костров и наскоро сколоченных крыш о четырех столбах над кухней, кузней да коновязью сновали какие-то суетливые люди. Во дворе у еще одного костерка глухо переговаривались двое пищальников.

Где-то в темноте заржала и затопала здоровенными подковами лошадь. Кто-то – конюх, наверное – бросился ее успокаивать, а делавший обход кривоногий воин с копьем и болтающимся у самой задницы колчаном принялся громко указывать тому, как надо правильно обращаться с копытными. Слышно было, как где-то недалеко влажно распахнулась, с подвывом зевнула и звонко захлопнулась здоровенная собачья пасть. Вернее, Денис хотел надеяться, что собачья. Звук-то был такой солидный, словно этот огород зубов принадлежал дракону. Словом, все говорило о том, что глухой лесной угол теперь стал местом обжитым и демографических проблем не испытывающим. То есть сбежать отсюда получилось бы вряд ли. Не помог бы в этом вопросе никакой взбрыкнувший мерин, будь он хоть трижды единорогом с пушистыми крыльями и воткнутой в круп вместо хвоста радугой.

В хате, хоть освещение ее и оставляло желать лучшего, Денис сразу узнал всю почетную компанию.

Старик-воевода – которого вроде бы называли князь Щеня – сидел на солидно сработанном стуле, широком, с высокой спинкой и массивными ножками, изукрашенными искусной резьбой. Сразу видно, приволок его с собой. Серебряный наконечник обитых бархатом ножен сабли упирался в пол, а на крестовину, скрестив на ней пальцы, Даниил Васильевич навалился бородатым подбородком. На подконвойного, которого вытолкнули на середину маленькой горницы и, стукнув сзади по ногам, поставили на колени, он глядел ровным взглядом, в котором по-прежнему нельзя было прочесть ни угрозы, ни хотя бы вопроса. Отстегнутое и снятое зерцало лежало на лавке, тускло поблескивая начищенными боками. Изукрашенный изящными серебряными насечками шлем стоял на столе, а на пол прямо под ним был небрежно свален налатник. Не сказать, что воевода решил разоблачиться ко сну. Видимо, все эти железные наряды уже здорово гнули к земле молодящегося старика.

Нетерпеливо прохаживающийся по скрипучим доскам пола багряномордый боярин, тот самый, что маячил за плечом воеводы при обстреле города, глянул в узкое оконце, остановился у красного угла, прокашлялся и перекрестился на иконы.

– Ну, наконец-то! – Скрипучий голос его приятным нельзя было назвать при всем желании. – Привели вражину. Ща мы те быстренько пятки подпалим. Да на дыбе разомнем.

– Ты, Михал свет Иваныч, сперва хоть спросил бы его о чем, – бесцветно проворчал воевода Щеня. – Прежде чем огнем-то жечь да жилы тянуть.

С этим доводом Денис был согласен целиком и полностью.

– Да кому он надобен, псина безродная. – Краснолицый здоровяк кидал максимально рубленные фразы. Как будто и самому ему не сильно приятно было слушать свой шершавый, сиплый, с каким-то надрывом голос. – Я о Ваське говорю. Ведут нехристя. Вон, из леса выехали. Думал, собака, с ляхами сторгуется и никто того не узнает.

– Ты мне, покуда его волокут, скажи-ка еще раз, чего натворил Глинский. Князь все же. Мне пред государем по нему еще ответ держать придется.

– Ну, это еще когда будет… В Смоленск-то завтра входим?

– Утром мне дана честь первым из московской рати въехать в ворота. На всех вежах и пряслах мы уже сменили королевскую рать на свою. Теперь настал черед в граде укрепиться да присягу верности с панов смолян взять. А уж только апосля в город сам великий князь въедет.

– Значит, будем давить бунт, буде такой случится?