Игра на выживание

– Да какой там бунт, – небрежно отмахнулся Щеня. – Мы за эти три года так погуляли под смоленскими стенами, что теперь больше думать надо, как заново тут все отстраивать, а не как еще больше в пепел втаптывать. То любо, что мы во время сей бурлящей заварухи не просто город взяли, а православный народ вернули под свою руку. Я пушкарям строго наказывал: по храмам палить не вздумайте. А то смоленский владыко Варсонофий, – усмехнулся Щеня, пристукнув по полу саблей, – что за нас народ мутил, шибко расстроился бы. А так и епископ доволен, что добро его огненным боем не поцарапали, и людишкам явно дали понять: единоверцев забижать не собираемся. Будя с них. И голодухи трех осад хватит. Да и панов государь неволить не стал. Служилым всем сулил по рублю, кто захочет в Литву вернуться. А кто останется – так по два. Но с Сологубом все ж многие решили уйти. Уперся наместник. Князь наш к нему и так и этак – оставайся только…

– С Острожским Константином так же ведь было. Столько почестей пленному – аж гетманом поставили. А он все с важным видом принял, но при первой же возможности обратно в Литву сдернул.

– Сейчас так не будет. Юрка, поди ж ты, честный сверх меры. А гордый – так еще больше. Уперся: возвращаюсь в Вильно – и весь тут сказ. И самых верных вояк своих уводит. Без города, зато с поднятым знаменем.

– Ох, а стоило ли так ласково? Едва уйдет отсюда наше войско, так перешедшие под государевы знамена литовские вои первыми же и поднимут против Москвы сабли.

– Это уж как пить дать, – степенно огладив бороду, согласился старый воевода. – Вот потому-то мы отсюда уходить и не станем. На Варсонофия да бояр смоленских надежды нет. Они как к нам на брюхе приползли, так и обратно к Сигизмунду очень легко переползут. Хоть государь Василий Иванович и обещал им и земли все оставить, и права, и вольницу. Так вот. Чтобы сиделось им тут ровно да ни у кого не закралось мысли, будто мы сюда не навсегда пришли, государь велел готовиться к выступлению на Мстиславль, Дубровну и Кричев. И в Смоленске гарнизон оставить.

– А наместником кого? Мишка ж Глинский метил, ирод.

– Метил… Эт те не кобелюке забор пометить. Наместником самой дюжей крепости Литвы стать – тут не только переговорами с панами боярами тутошними отметиться надо. А тут еще и это твое дело всплыло… Коль правдой окажется, ох и не сносить же Глинским головы.

– Старшего-то мы повязали. А младший? Герцог Михель. Так его, кажись, паны кличут?

– Наместником Смоленска высочайшим повелением назначен Василий Шуйский. А зарвавшегося Мишку Глинского, который набрался наглости заявить о личных притязаниях на город, государь отсылает на Оршу. Гарнизон там немецкий и сдаваться не станет. В отличие от других литовских замков.

– Как в Оршу? Так… Сбежит ведь, гнида! Да еще и корпус наш под удар подставит.

– Не сбежит. Ты тут неслучайно. Вы ж вместе с ним верховодите новгородскими да псковскими полками? Вот и перехватишь. А вину сначала доказать надо. Вот мы Ваську Темного и расспросим о делишках его. Темных.

Скрипнула низкая дверь. На столе и в красном углу чуть дрогнули огоньки лампадок. В маленьком доме вмиг стало не продохнуть от набившегося народа. Сначала, сопя и поругиваясь сквозь зубы, ввалились двое вояк в толстых байданах. Причем здесь, как успел выяснить Денис, так назывались вовсе не платочки на голове. Плетенные из крупных колец кольчуги позванивали емко и солидно. Под руки они тащили человека, весь вид которого говорил о том, что без боя он не сдался. Правый рукав болтался оторванный. Богатый кафтан был посечен, измят и здорово вывалян в пыли. Как, впрочем, и сам его обладатель. Но, с какой-то странной ревностью отметил про себя Денис, этого принуждать бухаться на колени не стали. Конвоиры отступили от него в стороны едва на полшага, дав ему волю торчать посреди горницы на своих двоих. Причем вряд ли не стали отходить от него из соображений безопасности: тут все, кроме пленников, были при холодном оружии. Строго говоря, если бы не данное обстоятельство, Денис бы устроил тут всем этим средневековым следователям показательный спарринг. Подозреваемый щурился так, что непонятно было – то ли его хорошенько отделали по мордам так, что глаза заплыли в две щелочки, то ли ему давно уж пора было обратиться к окулисту.

– Воевода? – первым нарушил молчание именно вновь прибывший, а не представители «следственного комитета». Потом прищурился на красномордого. – Голица? Какого черта тут творится?

«Надо сказать, на словах он держится гораздо крепче и увереннее, чем на ногах», – невесело хмыкнул про себя Денис. Понять, что делает здесь он сам, никак не получалось. Всех этих людей он знать не знал, по большому счету видел в первый раз в жизни и, какого черта тут творится, не понимал тоже.