Игра на выживание

– Так в том-то и дело, что не знает он ни черта, – с чего-то решил Голица. Нет, конечно, раскрывать личность человека, который всучил ему это бумажное проклятие, Денис бы не стал. В конце концов, отправить его из этого дурдома обратно мог только Шеф. Потому помогать в его поимке Денису было явно не с руки. И все-таки с чего это местный «прокурор» решил, что «гонцу с простреленным» ухом ничего не известно? Он снова посмотрел на Ярину. Видимо, эту версию Голице нашептала тоже она.

– Ты, Михал Иваныч, почем зря каленым железом не размахивай, – перебил вдруг спор старик. Голос он особенно не повышал, но ему это и не нужно было – стальные его нотки действительно могли перекрыть любой гвалт. – Им никогда не поздно в печенку ткнуть. А князь Глинский дело говорит. Очень уж много в этой веревочке заговора таких концов, что с другими не шибко сходятся. Тут думать надо. Да вот только недосуг нам сейчас ряд рядить. С мятежом-то мы, пожалуй, разберемся. Тому же Варсонофию скажем, чтобы ухо востро держал. А вот с грамотами этими, тут, конечно, дело сложнее будет…

Старый князь обвел столпившихся в потемках тесной горницы людей таким взглядом, словно именно сейчас решал, жить им всем или нет. Тяжело оперся на саблю и поднялся со стула.

– Вот что, Василий Львович. Мне над твоими оправданиями голову ломать недосуг. Все, что хотел услышать, услышал. Брата твоего, конечно, тоже надо брать. Покуда к ляхам перебежать не успел. Голица! – Красномордый боярин тут же застыл, прекратив бухать каблуками, нервно расхаживая в своем красном углу. – Раз копытом так бьешь, ты и поедешь задерживать Михаила свет Львовича. А тебя, Василий, лишь челобитная к великому князю спасти сейчас может. Что предпочтешь? Ее написать аль на дыбе подергаться?

– Ты что ж, воевода, предлагаешь мне на родного брата донос сварганить?

– Отчего ж? Не только тебе. Я и Михаилу предложу, как схватим. Кто быстрее сообразит да ловчее напишет, тому, может, и не станем голову снимать. Но между нами говоря, ты-то здесь больше подневольным человеком выглядишь, нежели твой брат. Вон, дочь спасал. Она подтвердит. Так ведь? – почти отеческим, строгим, но теплым взглядом одарил воевода лже-Елену. Та, затравленно зыркнув на большого дядю, словно пойманный мышонок, тут же снова опустила глаза и молча кивнула. – Вот видишь. Подтвердит. Дочь же все-таки. Родная. Кровинка. Да и пестунья ее с сабелькой, мыслю, тоже подтвердит все, что нам надобно. Тут ведь даже то за тебя говорит, что ты отряд за стену отправил. Отбить кровинушку. Значит, не захотел в том заговоре участвовать. Против брата, стало быть, пошел и его делишек подлых. Вишь, как оно все ловко сходится? А теперь подумай, что будет, коль такую челобитную, по которой я только что все тебе растолковал, напишет Михаил? Только про себя. А дочь твоя – от которой ты, кстати, только что активно отрекался – возьмет да и подтвердит его слова. И нянька с саблей тако ж. Кто тогда, как мыслишь, на плаху пойдет? Воля твоя, думай. Покуда Голица Михаила не взял. Потом-то может так статься, что поздно будет. Ну, так что?

Князь Василий, хмуро глянув на Щеню, вдруг опустил глаза. И кивнул. Обреченно. Словно из него только что не только подложное признание выбили, но еще и всю волю.

И именно в этот момент выяснилось, что Кузьма не подавал голоса с пола не потому вовсе, что валялся без чувств. Когда очухался – кто ж его знает? Но суть разговора он явно уловил. И даже сумел-таки под шумок разобраться с кляпом. Потому что вмиг взвился из горизонтального положения в вертикальное— и бросился на Василия Глинского. Того спасло лишь то, что рынды Щени, вовремя сообразив, насколько оплошали, упустив татя из внимания, схватили безухого с обеих сторон и вывернули руки. Но заткнуть его фонтан уже были бессильны.

– Ах вы, благородные господа, мать вашу этак! Экого вы тут все благого рода, оказывается! Прям аж сил нет! Что, княже Глинский, шкуру свою спасти решил?! Жизнь брата и дочери на свою променять?! Ты ж видишь, что это не Елена вовсе! Ладно, я ее тащил со стены в дыму да под пулями, не заметил. Ну, так я-то ей кто?! Тать безродный! А ты – отец! Родитель! Почему не грызешь землю за нее?! И глотки всех тут иродов! Куда они настоящую княжну Елену дели?!

Орал и вырывался он до тех пор, пока в горницу не вбежала с улицы подмога. И не начала его угощать хмурыми и весомыми тумаками. Но, даже схлопотав пару-тройку увесистых ударов под дых, Кузьма еще продолжал выть и хрипеть что-то не особенно уже членораздельное.

– Уберите их отсюда, – небрежно махнул рукой Голица. – Заприте. И в колодки опять. Потом, на суде, сгодятся. Аки подельники изменников.

Денис в отличие от Кузьмы, которого уволокли аж четверо конвоиров, сопротивляться не стал. Вышел сам.

«Что ж, колодки так колодки. Потерпим. Свою миссию я, пожалуй, выполнил. Ход Шефа. Как там было написано? Отправлю тебя обратно? Добро. Подождем».

Глава 12

Ждать пришлось долго.