– И пропустить избиение московитов? Сам-то в то веришь? – Денис тут же вспомнил, что поляк не постеснялся помародерничать, когда представился случай обобрать убитого сына какого-то магната. – Ротмистр наверняка сейчас в свите Острожского. Готова об заклад биться – ждет, когда после победы начнется дележ трофеев и заложников.
Пушечный залп на сей раз прозвучал не слитно. Но разнобой вышел почти незаметным, будто какой-то недобрый исполин провел по клавишам адского пианино. Противоположный берег травяного моря, раскинувшегося меж двух войск, снова наполнился хряском перерубаемой плоти, скрежетом сминаемого железа, треском ломающихся копий, отчаянными воплями искалеченных людей и пронзительным конским ржанием. Сумятица в рядах обстреливаемой рати Голицы достигла пика. Передний строй, который по приказу воеводы выдвинулся вперед, теперь начал пятиться, напирать на задние ряды, сминая и смешивая строгие боевые порядки. В тыл потянулись и раненые. В измятой окровавленной броне, многие без оружия. Кто-то мог идти сам, других тащили в сторону обоза чуть менее пострадавшие соратники. Денис обратил внимание на двух едва ковыляющих воинов, которые двигались, опираясь друг на друга. Один подволакивал окровавленную ногу, которая казалась просто перемолотой штаниной, у другого не было руки. Денис видел такие раны и знал, что даже в его времени без своевременной современной медицинской помощи вряд ли у них был даже призрачный шанс прожить хотя бы час. А уж здесь… Раненых обогнала лошадь. Она дико вращала глазами и неслась с жалобным ржанием, стараясь покинуть страшное место. За ней волочился клубок кишок. А на спине сидел убитый хозяин. С начисто снесенной головой. Вместе с левым плечом.
И именно в этот миг над полем, над которым потянулся шлейф серого дыма, взвился ввысь слитный рев труб. Решительный и требовательный.
– Отступают? – с надеждой повернулся Денис к Ярине. И увидел, как на пригорок верхом, с двумя заводными конями, въезжает Кузьма.
– Наоборот. Сигнал к атаке, – со знанием дела крякнул бывший воин поместной конницы.
– Это что ж, Голица пошел-таки ва-банк?
– Куда пошел?
– На виселицу.
Воинство Булгакова, насчитывающее далеко не одну тысячу всадников, снялось с места. Словно гигантская волна, оно качнулось вперед и выплеснулось на луговину, затопляя ее, подминая под себя все поле. И как та же волна, прорвавшая плотину, конный поток, постепенно набирая ход, устремился на мгновенно ощетинившуюся запруду польских полков. В небо взвились бешеные крики многих сотен людей, рев труб, хлопанье флажков на опускаемых пиках. Земля под ногами ощутимо задрожала. И это притом, что кавалерийская лавина уносилась прочь от взгорбленной вершины, на которой смотрели ей вслед смоленские беглецы. А что чувствовали ляхи, на которых накатывался этот железный разлив, сотрясающий покой луговых трав и возносящий к самому небу громыхание железа, Денис и думать не хотел.
– А нам с ним не по пути, – нетерпеливо проговорил Кузьма, озабоченно глядя на ринувшиеся вперед полки. – Давайте быстрее по коням, пока успеваем ноги унести.
– Я остаюсь, – просто и без изысков отрезал Денис.
– Башкой стукнулся? Ты сюда несся только заради того, чтобы увидеться со своей зазнобой. – Оба при этом, не сговариваясь, будто бы виновато покосились на Ярину. Судя по блуждающей по ее губам улыбке, это откровение ей пришлось по душе. – Увиделся. И даже вроде как столковались о том о сем. Вот и славно! Чего те еще надыть? Двигаем отсель!
– Для чего тогда приперся сюда ты?
– Чего?
– Ты всю дорогу, как блаженный, рвался спасать малолетнюю княжну, рискуя при этом всеми находящимися вокруг жизнями. Без сомнений. И вот, когда мы узнали, что она там, впереди, ты вдруг разворачиваешься назад? Это как?