Но спорить не стал. Смысл? Ведь именно для того они и пошли к Челядину. Затея отбить Елену, атакуя армию ляхов втроем, очень вряд ли увенчалась бы успехом.
Человек, руководивший воинством по ту сторону поля, похоже, тоже знал свое дело. Едва стало ясно, что левое крыло его рати смято, разорвано, отброшено назад и вот-вот будет сметено в Днепр, он оперативно выдвинул резерв. С хладнокровием шахматного гроссмейстера выбрав ровно тот момент, когда стремящаяся развить успех рать Голицы так втянется в атаку, что растянет собственный фланг. Именно в этот момент в него ударил выведенный из резерва хуф тяжелой конницы.
Видеть этого Денис не мог. К этому моменту их под конвоем «почетного караула» уже препроводили на противоположный край поля большой крови. До слуха Дениса по-прежнему доносились отголоски сражения, но кипело оно далеко за пределами видимости, отгороженное от него изготовившимися к тому, чтобы вцепиться друг другу в глотки, своими и чужими полками.
Но в один прекрасный момент звуки эти взбурлили с новой силой. Грохот тысяч копыт сменился взмывшим над рощей оглушительным железным грохотом. И воодушевленными криками, которыми огласила округу пехота большого полка ляхов, бурно ликующая по поводу собственного спасения. Можно было понять: уж она-то прекрасно видела и осознавала, чем грозит ей успех флангового маневра московитов.
Единственное, что не могло не радовать, – если гвалт бурлящей и громыхающей железом сумятицы был слышен довольно отчетливо, значит, битва продолжалась. А полки Голицы если уж и отступали под напором свежих сил врага, то явно с боем, сохраняя порядок и не ударяясь в бегство.
– Пора, – не хуже гуся вытягивая шею в ту сторону, откуда доносился лягз и гомон сечи, вертелся в седле Кузьма. При этом сидел он в нем как влитой. Видно, что практика такого рода вождения была у него многолетняя и богатая. О Ярине и говорить не приходилось – та вообще выросла в степи, наверняка в принципе не слезая с коня. А вот Денис если что и мог делать с таким же рутинным выражением лица, каковыми торговали его спутники, то разве что вид, будто осознание предстоящего заезда по пересеченной местности не производило на него должного впечатления.
– Когда подадут сигнал, тогда и станет пора.
Было видно, что полусотник охраны Челядина, которого вдруг приставили присматривать за скользкими поглядами, хочет всем своим спесивым видом показать, кто здесь опытный рубака, а кто – безухий тать. Которого рубака этот вынужден прятать за собственной спиной вместо того, чтобы вздернуть на ветке.
– Вот благодарствую, добрый воин, за мудрость, – подозрительно вежливо и обходительно склонил голову Кузьма. – Как зовут тебя, ратник?
– Дмитрий.
– О! Как князь Донской? Не Дмитрием ли Ивановичем тебя тоже кличут?
– Нет.
– Ясно. Ну, так вот: ступай под конский хвост, Дмитрий-не-Иванович. Ишь, советчик мне тут сыскался многомудрый. Что ты сабельку цапаешь? Рановато мне пока башку снимать, дождись хотя бы, покуда до литовцев доскачем. А того краше – их руби. Ежели умеешь, конечно. Или что, примешься их учить правильно строй держать?
Если до сих пор Кузьма умудрялся расставаться со своей головой по частям, то теперь все сделал, чтобы лишиться-таки ее враз – и полностью. Стремительно вылетевшая из ножен сабля рекомого Дмитрия именно о таком ходе развития событий свидетельствовала самым наинагляднейшим образом.
Но этот исполненный драматизма момент свел на нет еще более пронзительный и угнетающий миг.
Рев труб возвестил о начале атаки.
Не то чтобы Денис разбирался в тонкостях этого средневекового аналога азбуки Морзе. Но по тому, как пришла в движение огромная масса людей вокруг него, другое прочтение данного звукового сигнала трудно было предположить.
– Ну, что, друг мой, Димитрий! – Бесшабашная удаль в улыбке Кузьмы не сделала ее хотя бы чуть менее страшной. – Увидимся воооон у того леска, вишь, впереди? – указал вперед уворованным польским клинком безухий тать. – Гляди только не отстань. Я ж токмо на тебя и рассчитываю!
Двигались поначалу в неспешной давке. Как в очереди в кассу кинотеатра. Если бы, конечно, в ней принято было находиться верхом, а в качестве вечернего туалета натягивать на себя звенящее железом и скрипящее кожей облачение. Лошадку Денису татарские знакомцы Ярины определили самую неказистую и смирную. Обнадежили даже, что это не ему нужно привыкать к ней, а, наоборот, ей – к нему. Зато когда привыкание это состоится, его проблемы с вольтижировкой останутся позади.
Бесстыдно соврали.
Когда в тесном строю они двигались вперед со скоростью страдающей запором черепахи, было еще терпимо. Но продолжалась эта идиллия не особенно долго. Едва под монотонный слитный гул, в который превратился топот тысяч копыт, конное войско перешло на легкую рысь, Денис понял, что мероприятие нынче его сегодня ожидает развеселое.