Игра на выживание

И все равно вздыбленные навстречу им копья и тяжелые лезвия алебард вынырнули из рваной серости дыма как-то вдруг и внезапно. Правда, судя по всему, только для какого-нибудь новичка. Несшийся впереди конник в тегиляе с высоким воротом словно бы ждал этой встречи с особым трепетом и нетерпением. С гортанным криком он привстал на стременах, размахнулся и метнул в ощетинившийся строй врага короткое тяжелое копье. Тут же рванул из седельной сумы другое, но его бросать не стал – резко поворотив лошадь, рванул вдоль вражьих порядков. Откуда немедленно вылетел встречный комплимент – дротик на тонком древке. Цели он не достиг, полоснув острым краем грудь другой лошади. От боли гнедая заржала, встала на дыбы и замолотила копытами. Всадник удержался в седле. Но лишь затем, чтобы в следующее мгновение свалиться в истоптанную траву с торчащим из правой стороны груди арбалетным болтом. Передние конники с оглушительным грохотом, взметнув в небо яростную многоголосицу, врубились в ряды посполитого рушения. Одни на полном скаку, другие успев притормозить в самый последний момент. Треск ломаемых копий, стук железа о щиты, предсмертные хрипы и отчаянные вопли под оглушительное конское ржание – узкий оборонительный рубеж меж двух рощ в мгновение ока превратился в свалку двух врубившихся друг в друга ратей.

Поток атакующих подхватил Дениса и поволок именно в ту сторону, откуда оглашал округу гром сечи. Угодить в закрутившуюся там мясорубку хотелось не особенно. Но спрашивать его желаний никто, разумеется, не собирался.

Прорвать с ходу линию обороны не получилось. Литовцы стояли отчаянно, тесные их ряды прогибались, стонали, исходили кровью и криками отчаяния, но не рвались. Конники русской рати наваливались сверху, рубили и кололи, засыпали защитные порядки стрелами и сулицами, получали в ответ такие же горячие подарки, сдобренные еще и раскатами огненного боя. Коннику, рубившему ряды рушения каким-то копьем с широким наконечником, неожиданным ударом снизу пробили живот. Насквозь. Окровавленное железное жало показалось из спины, пропоров бахтерец. Тут же тяжелый бердыш врубился ему в основание шеи, почти начисто смахнув голову. Лошадь, одурев от запаха крови, рванула куда-то в сторону, с пронзительным ржанием унося исковерканное тело наездника. Смешивая при этом напирающие ряды атакующих. А заодно на какой-то момент оттесняя от Дениса неотступно следовавших за ним стражников Дмитрия-не-Ивановича. В душной толчее и кровавой давке вышло так, что лошадь Ярины волна атакующих вынесла прямо на выгибающийся рубеж обороны. И коняга тут же получила удар топором на длинной рукояти по ноге. Она даже не заржала – почти по-человечески пронзительно взвизгнула и тут же, потеряв равновесие, обрушилась на убивающих ее людей. Вместе со своей наездницей. Которая, перелетев через голову умирающего животного, рухнула где-то в глубине строя литовцев. Ни разу при этом даже не махнув своей любимой сабелькой.

Гвалт сечи гремел и стенал оглушительно. Но даже сквозь этот рев и грохот Денис услышал надсадный крик. С отчаянным воплем Кузьма, широко раскинув руки, прямо с седла выпрыгнул на вражеский строй. Его встретили воздетыми гизармами. И очень, должно быть, удивились, когда по личной инициативе прыгнувший на острогу карась остался цел и невредим. А вместо того чтобы умереть, сбил с ног двоих ратников. И прорвал строй.

Денис, не особенно долго думая и глубоко рассуждая, кинулся следом за одноглазым в образовавшуюся брешь. Почти в точности повторив его маневр. Убийственный для кого угодно, только не для них двоих. В совершенно непробиваемой местным оружием броне.

На ноги вскочили почти одновременно. В окружении врагов. Лишь осознав это, Денис выхватил из ножен свой клинок. Чуть ли ни с облегчением.

– Чем же она тебя так приворожила, что на копья ради нее кинулся? – проворчал Кузьма.

– Да все, что угодно, лишь бы больше седлом сраку не мозолить, – криво усмехнувшись, проговорил Денис.

– Видишь ее?

– Видел, куда свалилась. Будем прорубаться.