Утром ей должны были сообщить радостную новость – её кузен собирается сделать предложение девушке, с которой у них совпали метки. И совсем скоро дом должна была наполнить радостная кутерьма – семейство начало бы собираться на классный уикенд, который Найтсмиты собирались провести на море, пригласив семью той самой девушки, что совсем скоро должна была помочь определить Эду их собственный путь.
Но это будет потом. А пока в большом особняке было тихо и спокойно. Совсем не так, как было в душе у того парня, что оставил троих грабителей лежать на асфальте и пожелал приятного вечера своей новой знакомой.
Перекладывая бумаги в ордене, Лайонел часто отвлекался, чтобы записать что-нибудь, что придёт ему в голову, в небольшой серый блокнот. Буквы были вытянутыми, линии – плавными и тонкими. Такими, словно мысли их создателя выглядели точно также.
Или они были похожи на его волосы? Может быть. Тёмный кабинет, который был освещён лишь одной лампой и светящими в большое окно фонарями, располагал к таким ассоциациям, и Лайонел продолжал свою тихую работу. Ему ничто не мешало, а эти перерывы словно были «вшиты» в такой момент специально, и они сами составляли часть необходимых действий. Одиночество не томило его, и порой парню хотелось просто прикрыть веки и послушать тишину, прекратив шуршать бумагами. В те моменты, он знал, возникнет чувство, словно отключилось лишнее чувство – и мир будет состоять из звенящей пустоты и такого полного, в лучшем смысле слова, одиночества. Того самого, что может питать силы.
Завтра он должен был быть со своими родителями. Завтра будет то, чего он не любит – большое скопление людей, шум, громкие голоса и музыка – и это слегка тревожило душу, но Лайонел успокаивал её любовью к своей семье. Ровной, тихой, выражающейся в том, что он делал и чего не делал ради неё.
Завтра у его сестры весьма важный день – и потому он обязан быть дома вовремя. Ради неё можно пойти на многое, и потому – он скоро завершил свою работу. И также бесшумно, как и вошёл, покинул рабочее место.
Отправляться на автобус было уже поздно – Лайонел понял это, бросив взгляд на часы. На мгновение он всё же прикрыл глаза, и в ту секунду ощутил, как спокойно становится у него в сердце. Пустое здание отозвалось почти что реальной волной энергии, прокатившейся по всем этажам и наполнившей его душу силами.
Кажется, в детстве он считал себя маленьким зверем, или странным существом, которое могло поглощать пустоту вместо крови или мяса. Вампир – вот подходящее по значению, но совсем не близкое по сути слово.
Звенящая ненастоящая энергия, которой не было, оказывалась с единственным вдохом в груди, в душе, в которой было… Нет, не пусто. Но Лайонел всегда представлял себе то, что находилось у него внутри, как нечто, похожее на аскетично обставленную комнату – простую кровать, одежду стопкой, приоткрытое окно и воздух, которым легко и приятно дышать.
Милых мелочей не было видно – но всегда было ясно, что все они просто спрятаны в его сестрах. Они и наполняли его комнату-душу: ставили там шкаф для книг, в которых были записаны воспоминания из детства и все знания, что он накопил за свою жизнь. Ставили тумбочки, куда прятали фотографии и фенечки, что плели для него на праздники. Вешали плакаты, потом меняли их, включали и выключали появившийся ноутбук, вытирали пыль со стола – и Лайонел всегда принимал это. Комната-душа – это место, где они и должны быть заключены.
Молодой Фетрони поднял веки и пересёк большой зал, где едва горел свет – только для охраны. Охранник узнал его, но Лайонел всё же протянул ему ключ, на котором были выгравированы его инициалы. Знакомый пожилой мужчина кивнул, пропуская его – и Фетрони оказался там, куда обычно людям был запрещён доступ.
Открыв этим ключом, что почти всегда висел на шнурке у него под одеждой, дверь, парень скользнул в тёмный проход, подняв один из фонарей, стоящих на столе у самого входа. Может, эта дорога была зачарованной, но он всегда возвращался домой гораздо быстрее, чем сделал бы это на автобусе.
И он сделал первый шаг, а потом исчез в глубине хода. Стихли звуки, издаваемые живым существом, и тишина, к которой он так стремился, вновь сомкнулась тьмой за спиной ночного путника.
Он вернулся домой поздно, но почти вовремя.
***
Карла проснулась от того, что на неё кто-то вскочил и начал её щекотать. Девочка упорно не поднимала век, но вскоре сдалась – раздался её смех, она открыла глаза и увидела перед собой тех малышек, что помнила ещё совсем крохами. В дверях стоял Мерф и улыбался – похоже, это он открыл дверь маленьким шутницам.
- Все в тебя, - сказал он, складывая руки на груди. Карла хмыкнула, сгребла детей в огромные и всегда радостные от своей неожиданности «обнимашки». Девочки заверещали, кто-то засмеялся, кто-то попытался подпрыгнуть, чтобы вырваться, но не получилось. – Доброе утро, Стрелочка, - Найтсмит отстранился от двери, придержал её рукой.
- Доброе утро, - отозвалась она. Девочки снова засмеялись.