Точно так же, как ранее мы отмечали, что от аргументации Смита нельзя отмахнуться на том основании, что его свидетельства слишком отдалены от Палестины первого столетия, сейчас мы должны отметить, что и наблюдения Макмаллена о богах и чудесах в древнем мире не приводят к опровержению позиции Смита. Как я утверждал выше, его гипотеза в целом неудовлетворительна, потому что она почти полностью оставляет без объяснения убедительные факты, заставляющие нас признать, что общие контуры публичной деятельности Иисуса определялись еврейской эсхатологией 56. При этом отрицать, что в его чудесах отразились какие-то черты магии, нет никакой необходимости.
Заключение
Мы имели дело, главным образом, с двумя недавними попытками определить, исходя из факта чудес» кем был Иисус иди, по крайней мере, какого типа фигурой он был. Харвей, наряду с другими, предположил, что чудеса были эсхатологическими и согласуются с другими данными о том, что Иисус видел себя фигурой последних времен. Смит предположил, что чудеса Иисуса имеют некоторые черты магии, и что Иисус был магом, своей способностью совершать чудеса приближавшийся к святому и к богу. Были и другие предположения, например, Вермеша, что Иисус соответствует типу галилейского харизматика вроде Хони 59. Мое же мнение — что ничего столь определенного из факта чудес мы узнать не можем.
На характер проблемы указывает спор о Веельзевуле. Мы видим, что разным людям, в зависимости от их точки зрения, чудеса говорят о разном 60. Даже если Иисус, совершая чудеса, иногда использовал некоторые методы магов (например, имитируя неистовство, которое он пытается исцелить), и потому можно сказать, что он практиковал магию *1, мы не можем, исходя из такой возможности, заключить, что он был магом. Ессеи, как сообщает нам Иосиф Флавий, были сведущи в магической практике (Война II, 8:12), но мы не получим о них адекватного представления, называя их «магами». Слишком много фактов склоняют нас к тому, чтобы назвать Иисуса эсхатологическим пророком, чтобы мы могли пренебречь этим и позволить себе определить его «тип» только на основании чудес.
Отчасти мы обсуждаем здесь два тесно связанных вопроса: на чем следует делать акцент и какие категории являются более полезными. Я оставляю развернутую характеристику религиозного и социального «типа», к которому относится Иисус, до гл. 8, здесь же сделаю только предварительные замечания. Смит и я — а в большей или меньшей степени все — полагаем, что Иисус считал себя представителем Бога и совершал то, что выглядело как чудеса. Вопрос в том, должны ли мы 1) делать акцент на чудесах и 2) выводить из них основную категорию, к которой можно отнести Иисуса. Полагаю, что Смит, характеризуя Иисуса как «мага»» выходит за пределы полезного. «Пророк» — это, видимо, более относящийся к делу термин — по крайней мере, если исходить из того, что мы выяснили на данный момент. Важность этого различия мы сейчас увидим.
Но чудеса сами по себе, как я не раз отмечал, не продвигают нас дальше утверждения, что Иисус был эсхатологическим пророком. В чудесах нет ничего, что инициировало бы — в еврейском мире первого столетия — ожидание близкого конца времен.