Читаем ИЛИ Инстинкт ЛИрики полностью

Здесь легкость – прикосновение


пустота – единственная опора


Здесь ходьба от полета неотличима


упасть то же самое что взлететь


В переходном спектре между тенями


я увидел линию горизонта


между двумя громами


Оглушенный


я вошел в гром


Ослепленный


вышел из грома


Розы из грозы


и сады из грома


висели посреди звука



Горы состояли из ЛЯ


РЕ было небом


ДО – единственная опора


Я сел на СИ


Я был МИ


Выдохнул ФА


Тут я увидел душу


Она оказалась ЛЯ



Я рассыпал ноты


гора стала тенью


душа горою


мосты из шепота


города из вздоха


только ад оказался всхлипом


извне незаметным


Тогда загромыхало молчание


Я увидел Ангела


Он был


– Ах –



В это время Магомет


выронил кувшин


и оттуда вылилась тишина




-Лермонтолет-



Чтобы коснуться тюрьмы ресниц


я хотел бы немного раздвинуть стены


Эта стена стенаний твоих ладоней


В ладонях живут только птицы


Но и они улетают если


ладонь в ладонь


ладонь уплывает


Ах как ненавистны


все эти птицы


терзающие когтями небо


складывающие крылья


как две ладони


и раскрывающие ладони


чтобы лететь


аплодируя телом



Нет нежнее ресниц жен


жен рожающих патефоны


жен питающихся стихами


и ласкающими гортанью



В это непролазное небо


вламываются тела из ломоты



Я пишу птицами


как кистями


Они мне во всем послушны


обмакиваемые в небо



Тамародвижение


Интрига беззвучной бездны


Бездны не имеющей эха


но отдающейся


в себе слева



Коллапс




-Чайный собор-



Кто построил


этот чайный собор



он воздвигнут


из аромата


арка жасмина


арка земляничная



нет


это не аромат


а пение



на небе горит жираф


это Сальвадор Дали


сгорел незадолго


до смерти



в созвездии Лебедя


растет лебеда


и полынь


горьковатого


света



там чай собирают


для Божьего чая


но там нет печали



поэтому чай


не нуждается в горечи


чтобы заваривать


свет



Господи


пошли мен твой чай


из звезд


с лимонной долькой


луны



на чайном наречии


я сказал чаю:


– Чаю воскресения мертвых



– И жизни будущего века –


отвечал чай



– Аминь.




-Птероямб-



В окружении нежных жен


и угодливых кулаков


я бессменный боксер любви


ударяющий только вдаль



Я не памятник не пилот


пролетающий под мостом


но я также и не Пилат


распилающий все вокруг



Нет скорей я похож на трюк


с мотоциклом


мотоциклист


отпускает вдаль мотоцикл


оставаясь в воздухе без


мотоцикла


покуда он


вновь вернется по кругу



Я


на мгновенье нем


повис


чтобы прыгнуть в седло в тот миг


когда круг завершит любовь



Может быть ты тот мотоцикл


но во всяком случае я


не похож на плезиозавр


птеродактиль и птероямб


но гекзаметр и динозавр


мне милее всех иногда.



Легионер судьбы



Легионер судьбы я знаю слово


которым разверзается судьба


в основе слова некая основа


похожая на слово «голытьба»



легионер срывается в атаку


пока в нем пуля новая живет


так Одиссей спешит в свою Итаку


так клетки поглощают кислород



судьба над ним висит как гроб пророка


или над мясником окорока


он чист


в нем как в невесте нет порока


как нет в отечестве пророка – мясника



легионер судьбы хватает пламя


потом свободу за душу берет


он реет как милиция над нами


он как Орфей вступает в лабиринт



в том лабиринте нет громоотвода


зато в нем есть свобода от судьбы


когда


«с улыбкой ясною природа


сквозь сон встречает утро го…»


лытьбы.




* * *


Канатоходец нот


находит ногами нить


и нити тень


разрослась в канат –



так входя в теневую даль


он упал в палитру


он лязгнул плацем


хряпнул хрусталь скелетный


и разлетелось тело


затеплилось в воробьях


затрепетала воробьиная пыль


и пыльца небес облетела



стала прозрачна


крылатая эта


бабочка ландшафтная


расчерченная жилками по эллипсу



в бабочке угасая грассирующим полетом


там Фландрия или ландкарта


многократно сгибаемая и расправляемая


над градом и миром


мраморных изгибов



их запомнил в ласке


миллионнолетний мурлыкий мрамор


из мертвых «вы»



но мертвые не мертвы:


тоньше стало их тело


без пыльцы телесной


прозрачное и нагое


но не меркнущее в мерцании


моргающее крылами



он давно твой – этот камень


но ты не знал что он твой.




-Чертеж-



Чертеж чертей твоя любовь


в нем для меня гарем пустот


а для тебя из монстров шлейф


парад духовных горбунов



Ты их приветствуешь как вождь


на смотр въезжающий в парад


а я лежу в гробу как вождь


которого несут вперед


ногами задом наперед



Я превращаюсь не в себя


а в бесконечную икру


которая лежит в гробу


для вечных икр и смертных рыб



Я даже не миссионер


несущий папуасам свет


а полумертвый людоед


которого глодают все


кому не лень глодать любовь



Как выкройка для сапога


распластан я на два пласта


один натянут на тебя


другой распялен в крест ландкарт


и тиражирован в метро


как схема всех путей сквозь тьму




-Кирасир-



Драгунский полк сияя саблями летел


хватая перспективу


Навстречу пер кавалергардский полк


и трубами сиял


Когда слилось сиянье сабли и трубы


все вспыхнуло вокруг


и прежде нежели скрестились сабли


друг с другом встретились лучи



Весь этот узел света


распутать не могли и разрубить


все более запутываясь


сабли



И в час когда душа


безумная


от тела отдалялась


она металась в кутерьме лучей



Вот кирасир


подобен солнцу он


когда рубил на части перспективу


но в теле был он смел


как кокон медный


его душа как бабочка металась


пока не улетел в сиянье он



Никто не знал


сколь сложен сей чертеж


из кальки световой на кальке


когда летит с рейсфедера душа


познавшая премудрость сверхрейсшины.




-Трапеция-



Я к трапеции прикоснулся


и она улетела


а потом


я соприкоснулся


с небесным трепетом



так душа летела


и тело пело


и вот трапециевидный Цефей


пронес нас


сквозь низ


Перейти на страницу:

Похожие книги

The Voice Over
The Voice Over

Maria Stepanova is one of the most powerful and distinctive voices of Russia's first post-Soviet literary generation. An award-winning poet and prose writer, she has also founded a major platform for independent journalism. Her verse blends formal mastery with a keen ear for the evolution of spoken language. As Russia's political climate has turned increasingly repressive, Stepanova has responded with engaged writing that grapples with the persistence of violence in her country's past and present. Some of her most remarkable recent work as a poet and essayist considers the conflict in Ukraine and the debasement of language that has always accompanied war. *The Voice Over* brings together two decades of Stepanova's work, showcasing her range, virtuosity, and creative evolution. Stepanova's poetic voice constantly sets out in search of new bodies to inhabit, taking established forms and styles and rendering them into something unexpected and strange. Recognizable patterns... Maria Stepanova is one of the most powerful and distinctive voices of Russia's first post-Soviet literary generation. An award-winning poet and prose writer, she has also founded a major platform for independent journalism. Her verse blends formal mastery with a keen ear for the evolution of spoken language. As Russia's political climate has turned increasingly repressive, Stepanova has responded with engaged writing that grapples with the persistence of violence in her country's past and present. Some of her most remarkable recent work as a poet and essayist considers the conflict in Ukraine and the debasement of language that has always accompanied war. The Voice Over brings together two decades of Stepanova's work, showcasing her range, virtuosity, and creative evolution. Stepanova's poetic voice constantly sets out in search of new bodies to inhabit, taking established forms and styles and rendering them into something unexpected and strange. Recognizable patterns of ballads, elegies, and war songs are transposed into a new key, infused with foreign strains, and juxtaposed with unlikely neighbors. As an essayist, Stepanova engages deeply with writers who bore witness to devastation and dramatic social change, as seen in searching pieces on W. G. Sebald, Marina Tsvetaeva, and Susan Sontag. Including contributions from ten translators, The Voice Over shows English-speaking readers why Stepanova is one of Russia's most acclaimed contemporary writers. Maria Stepanova is the author of over ten poetry collections as well as three books of essays and the documentary novel In Memory of Memory. She is the recipient of several Russian and international literary awards. Irina Shevelenko is professor of Russian in the Department of German, Nordic, and Slavic at the University of Wisconsin–Madison. With translations by: Alexandra Berlina, Sasha Dugdale, Sibelan Forrester, Amelia Glaser, Zachary Murphy King, Dmitry Manin, Ainsley Morse, Eugene Ostashevsky, Andrew Reynolds, and Maria Vassileva.

Мария Михайловна Степанова

Поэзия
Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное