Иметь и не потерять

Гудят мышцы на руках – тяжела лодка, но только для гребца речному течению она нипочем. Чуть упусти момент, не напрягись вовремя до прилива крови в голову, не потяни весла из последних, невесть откуда берущихся, сил, и вертухнет ее не в ту сторону, сдернет вместе с нею стелящуюся, уходящую на глубину сетевую стенку, и конец: запутается дель, закуклится, и прахом пройдет тонение, и это еще полбеды, коль без зацепов обойдется, а то отнесет дальний конец сети с буем на закраек очищенной от топляков тони, и сядет донка на зацеп, да так, что тяни не тяни – не вытянуть, только резать придется. А сети дороже дорогого – в Тюмени по тайным связям доставались, и тогда не только не миновать наказания, матов-перематов от рыбаков, но и с загребных полететь запросто, лишиться так нужного долевого заработка. И я старается, тянул жилы, гнал мышцы в твердость, и они крепли день ото дня, наливались недюжинной силой…

Играет легкой волной большая река, несет лодку по краю стрежневого течения, а вместе с ней и ровную стенку стометровой сети, перегородившей чуть ли не треть фарватера, и неминует трехметровой дели ни одна мало-мальски пригодная для употребления рыба. Но главная добыча для рыбаков: осетр, стерлядь, нельма. Еще и судак порадует сердце, а остальная белая рыба так – на будничную еду, на продажу и гостинец соседям…

Незаметно глазу скользит река в своем далеком стремлении, в неотвратном разгоне неохватного вала воды. От начала тони до приметного бакена, где она заканчивается, едва взгляд достает, а проносится это как бы сжимающееся пространство в незаметный для ощущения рыбаков отрезок времени.

Я выравнивал дрейф сети и лодки по мысленно проведенной линии от далекого буя до уключин, держа ее – эту линию – строго поперек течения, и расслабиться не успел, а тонщик – дядя Вася, уже потянул поводок сети на себя.

Быстро заскользила мокрая, поблескивающая в лучах встающего над откосом солнца долгая снасть, складываясь в веревочной закрутке полукольцом. И вот трепыхнулась первая рыбина – стерлядь в две-три ладони длиной. За ней – вторая, третья… Буйно замелькал белесым брюхом судак не менее полуметра, пара язей с добрые лапти, и вдруг, извиваясь темной хребтиной, широкая, в тесовую доску и чуть ли не метровой длины, нельма, еще стерлядки, еще…

Я почти не работал веслами, лишь слегка направляя лодку к береговой излучине, на затишье: там, на плоском песчаном забереге, мы всегда выбирали рыбу. Добрая добыча радовала, и я щурил глаза на разливавшуюся серебром ширь Иртыша, теша душу и удачей, и радостью отдыха…

«Толян! – вдруг с хрипотцей произнес дядя Вася. – Кажись, крупняк в самом конце стенки – тянет, аж руки гудят!»

И тут, невдалеке от лодки, всего-то метрах в пятнадцати, громыхнул о воду какой-то темный обрубок чурбан, будто вытолкнутый из глубины неким взрывом, и взбурунив без того кудрявившееся течение, ушел по касательной в сторону берега.

«Осетр! – снова едва продохнул рыбак. – Бери киянку, и как я его подведу к борту – бей по башке!»

Бугрились у дяди Васи мышцы на руках, резал водяные всплески тугой поводок сети, а где-то там, на глубине стремнины, у самого края дели, бился в ярой попытке избавиться от капроновых пут ошалевший осетр. Даже тяжелую крестовину буя водило из стороны в сторону, и нырял он, скрываясь в бурунных всплесках. Дядя Вася все наматывал на руку тугой поводок, зажимая его в налитом крепостью кулаке, ломил силу силой.

Ближе и ближе водяная кипень от беснующегося в предчувствии гибели оковалка-осетра. Я на несколько мгновений ловил глазами его темную в острозубых жучках хребтину, косой срез хвостового стебля, но широколобая голова осетра, засевшая в дель[3]где-то у нижнего поводка сети, скрывалась под водой в пене и фонтанах брызг…

Когда до буя осталось каких-нибудь десяток метров бечевки, у борта вдруг показалась острорылая с округлыми глазами в черепных западинах морда, и я, насколько мог размахнуться, ударил деревянной колотушкой по широкому лбу рыбины. Осетр с такой силой взметнулся вверх, что лодка резко сыграла на борт, едва не зачерпнув воды, а я, теряя равновесие, вылетел спиной в кипучую воду.

Миг, и сильное течение крутануло меня, как тряпку, утягивая вниз. Я еще плоховато плавал, но задыхаясь от нехватки воздуха и страха, стал барахтаться изо всех сил, молотя руками и ногами, и мне удалось на мгновение вынырнуть. Едва я хватанул воздуха, как водоворот снова увлек меня под холодные струи, относя как более легкого дальше и дальше от лодки.

Мне будто груз привязали к ногам – так тянуло в глубину. Дикий страх обручем охватил грудь. Вода тугим кляпом залила рот – ни сглотнуть, ни продохнуть. Почти теряя сознание, я почувствовал, как кто-то сильный вытолкнул меня на свет. В груди резануло болью от тугого удара воздуха, глаза застелила горячая слеза. Сквозь эту пленку слезницы я увидел голубое глубокое-глубокое небо и почувствовал чью-то тянущую силу.