Иметь и не потерять

Уборочные работы в страду хотя и были для студентов тех лет обязаловкой, но мало кто ехал в сельский край без желания. Многие из выросших в городе молодых людей чаще всего и познавали иную жизнь именно в этих поездках. Там, в деревенских глубинках, они знакомились не только с иными по нраву людьми, но и с иным бытом, с иными, близкими к народным корням, традициями, иной историей, иной природой.

…Тогда, в ту уборочную, и пришлось мне встретиться с первым таежным зверем – медведем.

Поселили нас в пустующем детском садике, по комнатам. И стали мы зерно лопатить на току, готовить его к засыпке в семенную глубинку. Крутился я за старосту, а мысли все об охоте, и все почему-то выметывались на самого опасного зверя – медведя. Силы, что ли, тогда бродили во мне непомерные – руками, думал, того зверя прихвачу. Мишка-тракторист, с которым я познакомился, здоровый, под два метра, бугай, когда я ему сказал об этом, засмеялся и говорит: «Ну-ну, попробуй – он тебе быстро башку оторвет». Но у меня даже теневого пятнышка страха не было. А тут еще Борька, наш гитарист, загоношился со мной на медведя идти, и еще кто-то из сельчан подогрел меня словами о том, что рядом с деревней, на Сухой гриве, что по-над речкой Веселухой, впадающей в Тунгуску, не раз видел свежие медвежьи следы. Лови момент! Но как вырваться в тайгу, если я даже ружья с собой не захватил? И на деревне всего две одностволки: у Мишки-тракториста и еще у какого-то инвалида войны. Запереживал я: сентябрь на исходе, семенное зерно подработано и засыпано в амбары, скоро домой, на учебу, и время свободное появилось, а моя задумка так и осталась задумкой. Стал я Мишку склонять на медвежью охоту, а он: «Нет, мы на этого зверя давным-давно не охотимся – не к чему: мясо его не каждый есть станет, и с выделкой шкуры морока. Да и куда ее? На пол бросить или на стенку повесить – так моль сожрет. Я на речку сбегаю – пару утей подстрелю для отвода души, и добро»… Но что-то показалось мне в тех словах неубедительным, уклончивым. Боязнь ли риска, что ли, или простая осторожность. «В тебе же весу больше центнера и силы на троих, – продолжал я наседать. – Кулаками от зверя отмахнешься». Мишка качнул головой, не соглашаясь: «Клыки и когти не пересилишь. А если по правде, так в детстве я видел, как медведь моего родного дядю покалечил в малиннике. Мы тогда втроем ягоду брали. Не густо было ее, и дядя решил другие заросли поглядеть. Там и наткнулся на зверя. Крики, рык, кровь… Добро, сосед, что был с нами, берданку с собой прихватил – только выстрелы и отогнали зверюгу. С тех пор я стараюсь не сталкиваться с медведем». На том мои попытки уговорить Мишку на серьезную охоту и закончились.

А тут, по случаю окончания уборочных работ, решили мы вечеринку устроить. Пива домашнего у чувашей набрали. Надо сказать, отменное было пиво! Такого я после нигде не пил. Не брагу, а именно домашнее пиво умели варить наследники первых поселенцев.

Сидим у дома, в ограде, возле двух вынесенных столов, потягиваем пиво через соломинки. Друг Борька на гитаре наяривает. Девчата песни поют. Солнечно. Тепло. Отрадно. И Мишка-тракторист к нам присоседился. Разговоры, шутки. Не заметили, как солнышко за бор, что по-над Тунгуской скатилось, обуглило деревья, кинуло на их верхушки жгучую позолоту – будто затлел лес от невидимого пожара. И вдруг этот мед бабьего лета взорвался злобным собачьим лаем, эхом, прокатившимся по всей деревне. Еще и еще, да с визгом, взахлеб. Казалось, что все деревенские собаки, дремавшие на солнцепеке, вынеслись из разных мест к поскотине. Нас будто ударной волной шибануло: враз оборвались и гитарные аккорды, и песни, и благость. В глазах девчонок не то легкий испуг, не то немой вопрос. Мы тоже запереглядывались: месяц прожили, а такого дружного наката лая не слышали.

Стоит отметить, что к тому времени добрых собак в Черемшанке не осталось: извелись за отсутствием серьезного промысла. Остались одни ублюдки. Но злобы у них, как у всех ублюдков, будь то животина или человек, – невпроворот. Попробуй, войди в ограду – штаны порвут.

«Зверя чуют, – невозмутимо пояснил Мишка-тракторист. – Скорее всего, у Веслухи, на Сухой гриве, появился. – Он прислушался. – Кабы наших свиней не выпотрошил – пасутся они там все лето, и мой боров одинцом неподалеку гуляет, а коль поднялась такая тревога, надо бы домой его пригнать, да уходить от вас неохота – давно мне так светло не было…»

Меня будто током дернуло – вот на чем можно Мишку склонить к охоте!

«Зря, – говорю, – ты рискуешь. На одиночку медведь и позарится прежде всего».

«Пока не трогал. – Мишка улыбнулся, растянув полные губы. – Да и боров у меня, что вепрь, так просто не поддастся».

«Медведь и с вепрем сладит».

Но Мишка не сдавался, косил воловьи глаза на одну нашу студентку – дородную, под стать ему, и все крутил слегка кудрявой тяжелой головой…

* * *