Иметь и не потерять

«Помогай! – послышался голос дяди Васи сквозь тугие толчки крови в висках. Это он, бросив сети, сиганул в реку и подплыл ко мне. – Работай руками и ногами! Гребемся к берегу, по течению, наискосок. Лодку-то понесло на стрежень, к Кривому острову».

Проглатывая остатки воды, так больно заложившей грудь, я стал толкаться размашистыми гребками, чувствуя крепкую поддержку за воротник куртки.

Тугими лохмами плескалась вода, била в лицо, в нос, рот, но сквозь эти неплотные выплески я все же хватал нужное количество воздуха и плыл, плыл… Какие-то краевые струи основного течения несли нас к берегу.

Нахлебавшись воды и намучившись до потери сил, мы оба вылезли на глинистый берег и несколько минут лежали на мягкой тверди рядом, молча, не шевелясь. А когда оклемались и поднялись на взлобок, наша лодка едва виднелась чуть ли не посредине Иртыша.

Ничего не сказал тогда дядя Вася мне в упрек, лишь мотнул тяжелой головой, вытряхивая остатки воды из ушей.

«Чеши домой и гони плоскодонку – выручать надо лодку с сетью…»

Повезло нам в какой-то мере: и сеть не села на зацеп, и осетра, почти в три пуда весом, – вытянули.

* * *

Зимой пошел я на завод, где мои братья работали, учеником фрезеровщика. Но недолго пришлось вздрагивать по утрам от нудного заводского гудка – срок службы в армии подоспел, и покатили нас в теплушках, Дорога дальняя, длинная и скучная, и стали мы с азартными ребятами в карты резаться, в очко, на деньги. Ну а там, где деньги и азарт, все бывает. Я наловчился здесь, в Атаманском хуторе, зимними вечерами у приблатненных мухлевке и стал облапошивать одного игрока за другим… Ну, ясное дело – недовольство, драки. Едва в штрафбат не угодил. Мой хоккейный профессионализм помог. Я ведь к этому времени, до призыва, играл в хоккей и в спортивных клубах, и в сборной области, и в армии меня сразу включили в состав общевойсковой команды. В игре и служба прошла. Хотя армия есть армия – всякое бывало. Тем более с моим характером – не любил я склоняться перед кем-нибудь, ходить в подчинении. Но обошлось, обмялось…

6

Вернулся я после дембеля домой, в физкультурный институт поступил – и пошло-поехало, потекла обычная, как у всех, жизнь. Ну а мне это «как у всех» – не по нраву. Ограниченность в домашних стенах, городская сутолока, однообразие будней – не приемлемы ни для моей души, ни для моего сознания. Бытовая тягомотина всегда меня угнетала. Снова завязался я в хоккее и в любительской охоте: утки, боровая дичь, зайцы, лисы да и кое-кто крупнее. Вначале охотился в ближних лесах и на знакомых озерах, потом начал осваивать и малоизвестные угодья, дальние места. Но и те охоты меня не удовлетворяли – хотелось большего: особой остроты ощущений, непредсказуемости, каких-нибудь чудес, что ли, на которые так богата природа… И потянуло меня на серьезные испытания, в тайгу. Только там можно было проверить себя в полной мере, пережить непережитое, взять недоступное, объять необъятное, подняться душой на другую высоту…

* * *

Течет в наших муромцевских урманах небольшая речка Нижняя Тунгуска. По каким причинам назвали ее так первые сибирские поселенцы – неведомо. Только ни размерами, ни мощью она и близко не приближается к своей «тезке», что впадает в Енисей. По берегу этой речки проложила крутые уличные изгибы деревня Черемшанка. Вокруг тайга да болота. Пахотные земли по увалам вдоль речки можно шагами измерить – в подъем одному доброму хозяину. А прижились вблизи речного истока чувашские переселенцы не ради пашни или разведения скота – охота да рыбалка привязали их к той глуши…

В эту глушь и попала наша студенческая группа на уборочную страду. Высыпали мы из автобуса, привезшего нас в Черемшанку, на взлобок, что поднимался из крутого поворота речки неподалеку от колхозной конторы, глянули на подпирающий небо бор по другую сторону Тунгуски и обрадовались: наконец-то настоящую тайгу увидели! А у меня и дух зашелся от той самой радости: глядишь, и удастся поохотиться с кем-нибудь из местных охотников в свободное от работы время, понюхать, почувствовать настоящую тайгу – не зря же я настаивал в деканате на отправке нашей группы именно в этот район. И не ошибся: красота-то какая! Сосны – под облака в темно-зеленом размахе, с прямыми, будто выверенными по отвесу, стволами красной меди, неподвижно каменными, от одного человеческого охвата до нескольких. А там, за их ершистой стеной, голубеющие дали бескрайней тайги, волнами стекающей к горизонту.

Тишина, смоляной настой воздуха, в который примешиваются запахи сена, соломы, конопли и смородины… Да разве можно перечислить весь аромат таежного воздуха, в который еще вливаются и запахи с огородов, сжатых полей, от сенокосных отав! Тем более, что букет этих запахов меняется в зависимости от погоды, времени суток, расположения: у реки он всегда иной, чем, например, на взгорке, в гуще леса или на выкошенной луговине…