Иметь и не потерять

Раскидал медведь всю солому и как рявкнет, да раз за разом. Грозное эхо откатилось к лесу, ударило в уши, шевельнуло волосы. Зверь, не медля, рысцой кинулся к приваде – как раз по тому следу, где мы ее протащили, и с ходу рвать мясо. Слышно стало, как кости хрустят. Напрягся я, стрельнул глазами на Мишку, чтобы приготовился, и стал поднимать ружье. И вот он, медвежий бок, вырос над мушкой черный глыбой. Взял я чуть левее и нажал собачку. Огонь метнулся между веток. Грохот потряс воздух, а с ним не только листья на дереве, но и само дерево. Дым заслонил луну: порох-то дымный был. Мишкин выстрел почти слился с моим, хотя мы и договаривались, что он немного помедлит, прежде чем выстрелит. Сквозь дым вижу, что медведь несется к нашему дереву; переломил ружье, пытаюсь извлечь медную гильзу, а ее сильным зарядом пороха поддуло, скреби – не скреби ногтями закраины донышка – не выходит. Дрогнула у меня какая-то струнка внутри, и тут же, опережая коловорот неустоявшихся мыслей, прогремел второй Мишкин выстрел. Протрещала сухая чаща, и все стихло. Сквозь отнесенный легким ветерком дым не видно было ни близкого, ни убегающего зверя. Неужели промазал, думаю, с двадцати-то шагов да в такую тушу? Не может быть! «Спрыгиваем! – кричу Мишке. – И вдогонку!»

А Мишка: «Ты чего? Хочешь, чтобы он нас завалил в том лабазнике? Видел же, что медведь не прошел дальше, в урман, значит – притаился где-то». Что делать? И тут гляжу – от деревни машина несется. Наши студенты услышали выстрелы и к нам. Не доехали они немного до леса – остановились. Фарами освещают приваду. Кто-то кричит: «О, какой большой медведь!» – Это на остатки кабаньей туши.

Пригляделся я в полосе света к тому месту, где медведь пропахал в прыжках траву и листья, и заметил кое-где темные пятна, похожие на сгустки крови. Показал их Мишке, и к машине, кричу шоферу: «Освети-ка фарами кусты. Где-то там медведь затаился. Мы его сейчас добьем!»

Шофер предупредил стоявших в кузове, чтобы не галдели и не спрыгивали на землю, а мне: «Ты чего, парень? Сам-то понимаешь, что говоришь? А если зверь легко ранен? Вы не успеете и глазом моргнуть, как он вылетит из чащи и кого-нибудь заломает».

И парни наши с машины: «Ты, Толян, не горячись. Опасно без собак. Тут надо по утрянке подъезжать».

Мишка тоже в ту же дуду задул. Остыл я немного. И горечь за неполноценный выстрел стала натекать в душу, и обида за то, что зверь ушел, и чувство необъяснимой вины подкрадывалось исподволь, хотя никто не проронил ни единого слова о моей несостоятельности как охотника.

Расспросы, разговоры. Обычно немногословный Мишка стал рассказывать, как все произошло. Стоим, тараторим, мотор у машины работает, фары светят. Я нет-нет да и кидаю взгляд на не пробивные светом кусты. Тихо, будто и не там затаился хищник, хотя интуиция и подсказывала мне, что медведь где-то близко, может быть, за первым же кустом, и только сунься – сомнет в мгновенном прыжке, и выстрелить не успеешь…

В конце концов мы решили ждать утра и покатили всей гурьбой в деревню…

Хотя у Мишки дома и уютней было, чем в детсадовском общежитии, мне спалось неважно. Вспоминалась наша охота до малейших подробностей, моя промашка: понял я, что стрелять надо было зверя сразу, под деревом – и пуля на первых порах мощнее, и убойное место вблизи можно выбрать более точно, и промахнуться в таком случае невозможно. Потом, уже в грезах, все медведь воображался, тряс тело, тянул нервы…

Петух голос подал, и я очнулся. Мишка тоже вынырнул из своей спальни, откинув портьеру.

Хватанули мы молока по кружке – и на улицу. Заря во все небо, краснота по окоему пробилась, но на деревне еще дремотно. Тишина и покой. Одна Мишкина собачонка, маленькая, шавка шавкой, выбежала откуда-то из дворового закоулка и к нам под ноги, Путается, визжит, будто сказать что хочет. «Медведя, что ли, чует? – удивился Мишка. – Боится и тормозит нас, предупреждает, чтоб не ходили…»

Пока шли к лесу, молча, настороженно, – светло стало, хотя от деревни до лесного островка, в котором, по нашим предположениям, затаился медведь, и было не больше километра. Деревья отпечатались на голубеющем небе чуть ли не каждой веткой, в кустах посветлело, зелень обозначилась, что взбадривало, давало возможность и в самой плотной чаще разглядеть притаившегося зверя. А собачонка Мишкина все юлила возле ног, все повизгивала, действовала на нервы. Да и медведь явно мог ее услышать…

Обошли мы отруб – выходных медвежьих следов не обнаружили. Значит, или затаился зверь в кустах, или околел. Мишка заволновался: «Дай, – говорит, – покурю чуток – тогда и двинем дальше, а то какой-то кляп в дыхалку лезет, не могу…» А у самого руки подрагивают, не руки – лапищи, поболее моих, хотя и меня бог размерами не обидел. «Ружья-то вот они, – подбадриваю его, – заряжены, наготове. Пусть только покажется. В два ствола мы его враз завалим…» А тут еще шавка его дворовая продолжала скулить, жаться почему-то к моим ногам. То ли уверенность мою в тот момент чуяла, то ли предупредить о чем-то старалась…