Иметь и не потерять

Пока разминались, нагоняли живинки в тело, совсем рассвело. Стали искать ориентиры. Видим, справа какой-то большой лес, а его не должно быть. Где мы? Говорю Валерке: «Давай обойдем этот лес, что-то, может, и прояснится». Иного решения не было: идти на юг без ориентировки – больше, чем опасно. Двинулись в направлении леса, а собак нет. Всю ночь они где-то пробыли, и скорее всего, на каком-нибудь сухом островке в виде того, что спас нам жизнь. В пургу, да на сыром болоте они просто нас не нашли. Но за них я не тревожился, знал по опыту – рано или поздно вернутся. Уходить им здесь некуда. А гурьбой собаки никогда не заблудятся.

Снежку подвалило за ночь заметно – идти стало труднее. Часа два-три мы огибали лес и заметили на взгорке балок. «Так это нашего Борьки речка! – узнал Валерка балок. – Он раньше бывал в нем со старшим братом Борисом. – Слева вершина Урны, мы ее прошли ночью и не заметили, Сейчас выйдем на пятый квартал, а там батина избушка добротная…» Прибодрились мы и, минуя балок, вышли на путик. По нему стали спускаться с крутизны к избушке.

Как отрадно после долгих и опасных мытарств прийти в жилище! Пусть тесное, почти примитивное, но жилище, где есть печка, дающая желанное тепло, есть нары для полноценного отдыха, есть стол, на котором можно нормально поесть… Правда, Макарыч, видимо, торопился домой: бросил избушку неубранной, даже на столе остались немытые чашки с недоеденной едой, в которых жировали мыши. Пришлось убираться, растопив предварительно печку. Пока занимались избушкой – появились собаки – все сохранные и не очень-то голодные. Видимо, заловили они где-то оленя, там и пировали, и отлеживались.

На другой день, под вечер, вышли к верховьям Аю. На подходе к речке, срезая путь, попали в кочку по пояс. Между кочками вода. Покрутили ноги, попотели. Я лишний раз убедился, что прямиком ходить по нашей тайге нельзя.

К речке попали в сумерках. Постучал я палкой об лед, а он гудит, как барабан. Вода в реке упала, и образовались пустоты – самые опасные ловушки для человека. Пришлось искать известный переход – бревно с берега на берег. Вышли к нему уже в темноте. Валерка двинулся по бревну первым. Я светил ему фонариком. И всего-то два-три шага осталось до другого берега, как Валерка не удержался на скользком от льдистого налета бревне, грохнулся на лед и проломил его. Орет, барахтается. Что делать? Бежать по бревну – туда же свалюсь, да и светить мне некому, а сам себе не посветишь, не потеряв равновесие. Выключил фонарик – и сразу густая темень погасила всякую видимость. Пришлось двигаться по бревну на ощупь, ползком. Слышу – кроет Валерка кого-то недобрыми словами и прибрежные кусты ломает – значит, выбрался. Кричу ему: «Свети! А то и я сорвусь на лед». Ударил луч его фонарика вдоль бревна, а впереди меня, посредине бревна, Валеркин кобель оказался. Стоит и скулит, лапы дрожат – боится идти. Мои собаки давно по льду перемахнули на ту сторону, а этот, видимо, и по льду бежать забоялся, запрыгнул передо мной на бревно – пока я гасил фонарь и пристраивался ползти на четвереньках. Что делать? Ситуация: собака в таких случаях непредсказуема. Вдруг сиганет назад или вовсе – на меня? А сил уже крепко держаться не осталось: вымотались за день в прибрежных кочках. Валерка зовет пса, ругает, а он ни с места. Я осторожно подобрался к нему почти вплотную, стал толкать в зад – бесполезно. «Отползи от него, – орет Валерка, – а то плохо видно, тебя зацеплю. Я его хлестану из винтовки». – «Не смей! – кричу. – Покажи ему что-нибудь похожее на сухарь и помани…» Надо сказать, что к тому времени у нас ничего съестного не осталось. Сутки, потерянные на болоте, сказались и на припасах. А Валерка: «Я сорвался с бревна у берега. Тут неглубоко, а ты на самой середине речки, если пес тебя свалит на лед – не выберешься! Там течение сильное…» Ничего себе – подбодрил. Хотя о том же и я подумал. «Все равно, – отзываюсь, – не стреляй. Делай, что я сказал…» А сам начал уговаривать пса ласковыми словами, подбадривать и тихонько толкать вперед. Что помогло кобелю преодолеть страх: мои ли уговоры или зов хозяина – трудно сказать, но он пошел, и я за ним пополз, и переход наш завершился благополучно.

Уже глубокой ночью дошли мы до дальней избушки на участке Макарыча. А она совсем маленькая. Я чуть дверной косяк плечом не вынес, пролезая в нее. Зажгли коптилку. Кое-как разместились, боясь лишний раз шевельнуться. Затопили печурку. На ней стояла кастрюля с давней, застывшей, лапшой. Разогрели ее и всю выскребли. Валерка расположился на дровах, возле печурки, чтобы просушиться – он так и шел мокрым от самой речки, а я скорчился на коротких нарах. Нагрелась избушка. Жарко стало, и с потолка закапало. А у меня сил никаких не осталось. Едва рукой шевелю, сгребая со скул холодные наплывы капель. Так и промучились всю длинную ночь.