Затопил я печку. Нашел на полке пачку чая и кусок старого, пожелтевшего сала. Встреченный глухарь как раз был бы тогда кстати. Но пришлось довольствоваться тем, что нашлось. Переночевал, а с рассветом стал догонять напарников. Весь день напрягался до изнеможения, и к вечеру, в сумерках был у Макарыча. «А они утром отчалили, – стал сокрушаться Макарыч, когда узнал про собаку, про мои мытарства и нашу общую договоренность: ждать друг друга. – Иванов все торопился – на работу вроде ему надо было срочно. Я и отвез их на лошадке до Федоровки…» От Федоровки до Тевриза ходили машины. Плюнул я, выругался и, подкрепившись у Макарыча, пошел на Бородинку – где пешком, где на попутках. Вечером был в Бородинке, переночевал в кочегарке на шлаке и в Тевриз… Дальше все обошлось без задоринки, но после того промысла какая-то капля горечи осталась в душе, и надолго. А за Лаской после сходил Валерка Сосолятин…
Глава 7. Егольях
Егольях! В самом названии этой небольшой речки – одной из многочисленных притоков Васюгана – улавливаются отзвуки чего-то древнего, таинственно-дикого, похожего на боевой клич. Течет Егольях строго с запада на восток, нигде не делая большой кривизны, петляя как бы вдоль некой просеки. Длина его от истока до устья в прямом измерении около сотни километров, а по руслу – неизвестно. Пробивается Егольях из того же болота, что и Большая Демьянка, текущая на запад. Истоки их довольно близки – не более десяти километров друг от друга. Только природа направила один слив на восток, а другой – на запад.
Как и все таежные речки, Егольях оброс многочисленными притоками: Ножевая, Березовая, Лосевая, Воронья и другие. Из них Воронья особо заметная. От истоков Егольяха и вниз по его течению – обширные урманы с преобладанием березы, осины и кедра, хотя немало имеется и деревьев других хвойных пород. Верховые, гривные и заболоченные леса плывут на север и на юг от Егольяха нескончаемыми волнами. Дико, безлюдно на сотню верст вокруг. Добраться в верховья Егольяха можно только на вертолете. Пешком или на какой-либо иной, не летающей, технике к ним хода нет…
Шесть лет я отпромышлял на Тегусе. Один сезон был особенно удачным: только собольих хвостов, как принято у нас считать, мы с Валеркой добыли на два плана. Но меня все время тянуло в другие места. Знакомое, изученное, пройденное и пережитое в избушках ли, на открытом воздухе, у костров, становилось привычным, обыденным. Из года в год исхоженные до каждого потайного уголка угодья меньше и меньше дарили восторга или, тем более, изумления, от которых бы трясло тело, трепетало сердце, не заряжали духом новизны или радостью открытий. И даже почти всегда удачные промыслы не приносили того удовлетворения, того душевного света, что охватывали меня в первые годы на Тегусе. И потянуло меня в иные края, к иным местам. Пусть менее богатым, но другим. Директор Тарского госпромхоза Владимир Александрович Смирнов, о котором я уже упоминал, предложил мне участок на речке Долгой, притоке Ягольяха. Участок привлекательный, тогда самый северный из всех участков по водоразделу между Иртышом и Обью. Я согласился. Договорились мы с Вовкой Домащенко промышлять на Долгой вместе. Целый день вез нас туда охотовед на танкетке. Кто ездил на этой гусеничной технике по гарям и болотам, тот знает, какое это мучение. А кто не испытал – тот вряд ли может представить жесткую, ни с чем не сравнимую тряску, при которой тебя постоянно кидает из стороны в сторону, подбрасывает и резко опускает… Ну, да ладно, нам не впервой терпеть – добрались мы до избушки на Долгой, а там уже Олег Савченко обосновался. Что делать? Не будешь охотника гнать. Решили назад двигать, к вершине Полугара, тоже притоке Ягольяха, но уже с восточной стороны. Там, у самой границы с Томской областью, находился один из промысловых участков, и не бросовый. Еще день потеряли, пока к нему двигались. Но невезуха, как и беда, в одиночку не ходит – и там уже сидел Вовка Семенов – из молодых охотников. Позже – классный промысловик! Пришлось его потеснить. Дальше на восток была еще одна избушка на самом краю ряма, окантовавшего крыло Васюганского болота. Места там неплохие, но едва открылся зимник, как по нему пошли тяжелые лесовозы. День и ночь – гул. Хотя и километрах в десяти от нас, но все равно слышно. А это не нравится ни птице, ни зверю. Да и мне…