Несмотря ни на что, промысел выдался отменный. В запарке, азарте, как-то не заметно поплыл конец декабря. Хлеба осталось две булки, других съестных припасов – в обрез, а вертолета нет, как нет. А у нас уговор с пилотами: если три дня, после установленной даты прилета, не будет машины – значит, случилось что-то неординарное, ожидать дальше – бесполезно. Говорю Генке: «Давай будем выходить на Новый Васюган. Оттуда самолетом в Омск…» А он что, как тот Герасим – на все согласен. Да толку от этого маловато.
Начали ладить нарты. Сшили для собак упряжь из ремней, нарезанных от старых бродней и кошмы. На все ушло с неделю. Уложились. Взяли оставшиеся продукты, пушнину, оружье, впрягли собак и двинулись. Я, как всегда, впереди на лыжах, топчу тропу. И всего-то с километр отошли от избушки, Генка не усмотрел за собаками, и они натащили нарты на лесину – лыжи пополам. А тогда я еще не умел делать полозья из сырого дерева. Это сейчас для меня не составляет особого труда в таежных условиях за пару часов изготовить лыжу, на которой можно идти. Нахожу подходящую березу, и только березу, обтесываю ее с обеих сторон, грею над костром и гну между двух лесин. Но все приходит с опытом – в то время его еще не было.
Покрутились мы вокруг нарт, повертелись. Дальше на них хода нет. И Генка заскулил: «Я с такой поклажей не пойду – сердце слабое, боюсь…» Меня и самого сомнения брали: ведь надо пройти тайгой где-то более полторы сотни километров, а зима стала разворачиваться в полную силу. Мороз окреп до тридцати градусов. Ночами у костра будет не сладко. А что делать? Жить в зимовье и ждать чего-то? Тоже не выход – продукты на исходе, добыть кого-то по глубокому снегу, когда собаки не идут – вряд ли удастся. Да и время поджимало. Надо было возвращаться домой. Говорю Генке: «Пойду один со своими собаками. Пойду налегке, чтобы быстрее добраться до поселка. Тебе оставлю часть провизии и пушнину. Живи, жди вертолета. Если машина придет раньше, чем через пять дней, летите на восток. Я услышу гул вертолета километров за десять и разложу костер. По костру вы меня и найдете. Не будет вертолета – я доберусь до Нового Васюгана, а там – в Омск два часа лету. Узнаю что к чему и прилечу за тобой. Тебе одному продуктов хватит дней на десять…» На том и порешили. Взял я еды, ружье – спаренную двадцатку и пошел. В тайге, через бурелом и снега, идти не то что тяжело, гибельно. Гляди да гляди. Чуть зазеваешься и можешь угодить или в какой-нибудь провал между вздыбленными вывертами корней упавших деревьев, или поломать лыжи о валежник. И то, и другое не менее опасно – из ямы можно не выбраться, а без лыж по глубокому снегу далеко не уйдешь. Да и без всяких происшествий протягивать лыжи в рыхлых заносах нелегко. Мышцы ног, в постоянном тугом напряжении, быстро деревенеют. Тело ощутимо наливается тяжестью, будто тебя медленно наполняет что-то вязкое, неотвратное…
На свежие силы не заметил, как отмахал до устья Березовой. Там, под высоким вывертом старого кедра, расчистив снег до земли и настелив на нее лапника, и переночевал, забравшись в спальник. Да еще и в окружении собак.
Потрескивали толстые сухие колодины от легкого пламени, текущего вдоль всей длины между ними, потрескивали деревья в лесу от ядреного мороза, да и ко мне пробивался холод – особенно с того бока, что был обращен в другую сторону от огня. Приходилось то и дело переворачиваться.