День прошел без происшествий. По светлому да при солнце хорошо все видно. Дело к вечеру, а нам никак подходящего для ночевки места не попадалось. Как ни крути, без костра не обойтись, а для него хороший сушняк нужен. Затянули мы движение и не заметили, как сумерки зависли над речкой, тени поползли от берегов на заснеженный лед, затушевали опасные места, и не разглядели мы среди них потемневший от воды снег – вкатились на лыжах в воду. Хорошо, что это была лишь вода, выступившая на лед, а то бы нырнули в промоину, и кто знает, чем бы это закончилось.
А собаки уже измучились. Еще день-два такого хода, и они лягут. Решили бросить нарты из листа железа с палаткой и печкой, и идти дальше одной упряжкой, меняя собак. Периодически отдыхая, они вполне могли выдержать остаток пути даже без еды.
Прошли еще с полчаса в темном речном желобе и увидели белесый уклон пологого берега, густо зашитого поверху сушняком. Самое подходящее место для ночлега.
Вдвоем у костра спать гораздо сподручнее, чем в одиночку: один спит – другой костер поддерживает, дежурит. Затем места меняются. К тому времени я освоился спать на тонких жердинах, уложенных одна к одной на коротких бревешках и застеленных лапником. Сзади таких своеобразных лежанок делается высокая стенка из плотного лапника. От нее не только отражается тепло, идущее от костра, но и ветер не так проникает к лежанкам. Одно в данном случае не вызывает радости: на сооружение всех тех удобств требуется немало времени, а его чаще всего и не бывает. К тому же усталый, до дрожи в ногах, охотник не всегда найдет силы для такого обустройства ночлега. Но мы, хотя и уматывались в пласт, напрягая всю волю, делали себе и лежаки, и стенку, и костер. Добрый отдых сохранял жизненную энергию, позволяя двигаться дальше, тем более что все продукты у нас закончились и голод стал донимать сильнее и сильнее, а тут еще холода усилились.
Утром, в мутноватом свете наплывающей холодной, в изморози, зари, с трудом поднимая собак, потряхиванием за ошейник, вновь двинулись по речному льду. Но не успели мы миновать один из крутых поворотов реки, как собаки рванули от нас вместе с нартами. Мельком я заметил в снегу глубокую борозду наискось руслу и понял: выдра прошла. Кинулись мы за собаками, и Николай едва успел схватиться за нарты, тут и я подбежал, уперся в полоз. Всего-то метров пять-семь осталось до чернеющей, густо парящей на морозе, полыньи. Еще бы пару секунд, и собаки бы вместе с нартами ушли под лед, туда, куда ушла выдра, так взволновавшая их.
И весь тот день был неудачным: по руслу пошли завалы, и чуть ли не один за другим. А это такое нагромождение хвороста и бревен, что перейти через него, даже на карачках, невозможно. Приходилось выбираться на берег, обходить завалы по не менее завалежинному лесу, через чащобу и колодины. Да и крутизна берега в иных местах выдавалась такая, что глянь наверх, и шапка свалится. И это все с нартами, собаками по глубокому снегу, перетаскивалось большей частью на своем горбу…