Иметь и не потерять

Где-то в полдень на седьмой или восьмой день наших мучений выметнулся из-под одного из завалов соболь, прямо перед нами, и наверх, на обрыв, да не удержался на рыхлом снегу, заскользил назад. А разве могли собаки, даже измотанные многодневным тяжелым ходом, упустить такой момент, остаться спокойными к столь близкому появлению самого азартного для них зверька? Рванули они за ним, сбили меня нартами с ног – я шел впереди и топтал тропу. Сами с наскока вымахнули наверх, а нарты зависли – вот-вот рухнут вниз вместе с собаками. А падая в упряжи, сумбурной кучей, собаки наверняка покалечатся. Скорее интуитивно, чем сознательно, выхватил я нож, всегда висевший в ножнах на поясе, и перерезал постромки. Нарты, перевернувшись, рухнули с массой снега на лед, едва не зацепив меня, а собаки ушли на бугор. Слышим – визжат, тявкают. Что-то не то, и я кое-как стал карабкался наверх, весь вывалившись в снегу, а там еще кухта с кустов колючая, льдистая брызнула на лицо, сыграв искристой радугой на солнце. На скулах от нее поплыла влага, и щеки вмиг закуржавели – стынь стынью. Вижу, постромки от упряжи зацепились за сучья сухолома, и держат собак. Они и взвывают. А соболя и след простыл. Высвободил я своих, надежных: Юкона и Чару, а остальных придержал, потянул вниз по уже пропаханной мной тропе. Навстречу Николай в помощь. Кое-как спустились. Но упряжь частью осталась, а частью оборвалась на сучьях почти в клочья. Пришлось отпустить и остальных собак, сняв с них шлейки. Они и махнули снова наверх. Накинули мы оставшиеся ремни на плечи и сами потянули нарты, обходя злополучный завал узким промежутком между торчащими во все стороны бревнами и берегом. Только обогнули мысок, смотрим – на бугре один-единственный кедр стоит, а по нижнему, голому его суку соболь ходит. Вот незадача – у меня к «тозовке» один патрон остался. Замерли. Я, недолго мешкая, вскинул винтовку и целиться. Целился, целился, что со мной никогда не бывало, даже глаза стало застить. Понятно: патрон-то единственный, промажешь, и все – соболь только хвостиком помашет. Слезинки проклюнулись у переносицы, застыли в лед. А соболь, будто издеваться начал надо мной: то столбиком приподнимется, то боком повернется и замрет. Бац я его, наконец, и попал – пусть не выпендривается перед охотником. И вот он, корона пушных зверей – соболь, мягкий, теплый! Его бы обелить, хоть что-то бы собакам досталось, а руки, как крюки, задубели и даже за пазухой не отогреть. Решили костер ладить. Хотя и рановато, да надо. Добро, и место подходящее нашлось быстро. Сделали все как всегда. Потрескивали сухие сутунки в долгой нодье. Игриво плясали языки пламени от костра, причудливо отражаясь на плотной стенке из лапника. Ядреное тепло отгоняло холод, наплывающий из потемневшего леса.

Натопили мы снега полный котелок. Взболтали в кипятке крошки от сухарей. Сами похлебали и собакам оставили.

Николай вызвался сторожить костер первым. Я залез в спальник: «Гляди, – говорю ему, – сильный огонь не разводи, сгорим…» И как в воду глядел…

Снится мне чудный сон. Будто я хожу летом по пляжу. Ноги жжет от горячего песка. Солнце в спину печет. Да так, что невмоготу. Терпел, терпел и проснулся. Огонь перед глазами. Дымище. Горим! Растолкал я в горячке уснувшего Николая, дал ему пару затрещин – и в снег: тушить фуфайку, полплеча отгорело у нее, и со спины зияла прореха. Другой верхней одежды ни у меня, ни у Николая с собой не было. Повезло еще, что бродни только чуть-чуть затлели, а то бы и без обуви остался, а это в тех условиях гибельно.

Как спасаться от холода? Мороз крепчал и крепчал с каждым днем. Зима будто проснулась, наверстывала упущенное время. Гнала с северов лютый холод за то послабление, что тянулось чуть ли ни месяц.

Хватились, а иголок нет, потеряли где-то. Добро, проволока осталась. Отрезал я от рюкзака клапан и вместе с ним стянул кое-как дыры на фуфайке. До утра прокантовались. А на рассвете снова на речку – тянуть нарты. Собаки с нами. Ослабли без еды, плетутся кое-как. Да и снега кругом набило, чуть ли ни на метр, особенно в береговых кустарниках, куда им подаваться.