Иметь и не потерять

Иртыш – могучая река, и сколько бы ни смотрел на быстрый бег ее течения, не предскажешь, каким всплеском сыграет очередная волна, каким отсветом опалит она взгляд: бирюзой ли, серебром или бриллиантом, или вовсе – радугой. Скользят волны стремительно и неумолимо, обгоняя друг друга, завораживая световыми переливами, разными и неповторимыми не только в зависимости от стихийного перепляса стрежневого течения, но и от высоты расположения солнца над горизонтом; и от ветра; и от температуры воздуха…

Ну а рыба в той неподдающейся цветовой систематизации волне – и вовсе царская. Попадались нам кроме общеместных щук, лещей, судаков и прочих окуневых и нельмы, и стерляди, даже несколько осетров удались забагрить. Ни до этого, ни после с годами, я не испытывал такого адреналинового кайфа. А это по жизни, что плуг по земле. И шло, даже не шло, а катилось лето: солнечное, жаркое, грибное и ягодное, с хвойным запахом, с кофейным загаром… Куда там Приреченску до всех этих чудес! О нем все меньше и меньше думалось. Знать, особая интуиция толкнула меня на выбор того, послеинститутского распределения. И уже не сожаление, а чувство удовлетворенности своим судьбоносным решением нет-нет да и просветлялось в душе. Как тут не вспомнить почти пророческие слова начальницы отдела кадров управления исправительно-трудовых колоний: «не бойся – еще и радоваться будешь» – я и радовался.

В горячечном отдыхе, в трудовом угаре я и не заметил, как наступило время моего отпуска, о чем мне напомнили в отделе кадров. А в то время хочешь – не хочешь, а выполняй утвержденный график, не сбивай систему с календарных сроков, тем более – в правоохранительном учреждении.

* * *

В отпуск так в отпуск! И куда же еще, коль не в свой родной город?! Подмывало меня горделивое желание надеть офицерскую форму, покрасоваться в ней перед друзьями и знакомыми в Приреченске, да после некоторых раздумий я его отмел и в своем прежнем костюме собрался в дорогу.

В той потаенной радости и новая задумка завертелась – захотелось мне представить Таню матери и родственникам. Намерение жениться у меня было самое серьезное, а серьезные дела, как известно, без благословения родителей не делаются. Я и сказал об этом Тане.

Не сразу она согласилась с моим предложением, ссылаясь не только на несерьезность, по ее мнению, такого поступка, но и на чисто юридическую составляющую: в каком качестве я должен ее представлять? «В качестве невесты и будущей жены» – не полез и я в карман за словом. В общем, «уломал» я ее. А с родителями она сама договаривалась (я в тот ответственный момент дефилировал вокруг их двухэтажного барака).

С Таниными родителями я еще раньше познакомился, но постарался не вмешиваться в их семейные дела – мало ли кто как на это посмотрит. Заранее выставлять себя кем-то не хотелось.

По ее веселой улыбке я понял, что наша поездка состоится.

День на сборы, покупку дефицитных билетов, в чем помог нам все тот же во всем сведущий Лукашов, телеграмма матери, и мы с Таней поехали на смотрины к моим родным.

Снова ритмичный стук колес, бегущие за поездом леса и горы, снова тихие деревеньки и оживленные станции. Но теперь я был не один, да и ехал домой, а не в какую-нибудь там незнакомую сторону, а это совсем иное настроение, иной ход мыслей, иной взгляд на происходящее.

На исходе вторых суток мы прибыли в Приреченск. Радость встречи с матерью и сестрой, родственниками, знакомыми, с улицами и домами – до захвата дыхания, до жара в груди…

Дня два-три мы с Таней купались в родственных объятиях, проводили время в застольях. Потом я показал ей все мало-мальски привлекательные места Приреченска, познакомил со старыми друзьями, которых осталось немало, хотя многие, как и я, уехали в другие места по распределению, а иные завели семьи, и им было не до дружеских встреч. И, что удивительного, Приреченск не одарил меня ожидаемым восторгом, каким-то полуопустевшим показался мне город, не бьющий азартом жизни, степенно архаичным, что ли. А еще и погода хмурилась. Невольно вспомнился сияющий куполами в ярком солнечном дне Северск, стремительный Иртыш, рыбалка, грибные сосновые леса… Даже в душе что-то засветилось от тех воспоминаний.

Почти одновременно, не сознаваясь в этом друг другу, заскучали мы с Таней в, казалось бы, близком и дорогом мне городе, и едва-едва продержались еще с неделю, а потом назад – в Северск.

В оставшиеся от отпуска дни мы почти не расставались с Таней – гуляли по вечерним улицам города, ходили в кино, а в сумерках уединялись на какой-нибудь скамейке в сквере и украдкой, стеснительно, боясь глядеть друг другу в глаза, целовались.

* * *

В душевном осветлении, в потоке счастливых солнечных дней истаивал отпуск. Тогда и пригласил меня Лукашов в свою родную деревню под Вагаем.

– Окунешься в сельскую жизнь, на настоящей рыбалке побываешь, и отцу поможем сено косить, – пояснял он, – а то ты еще не хлебал деревенских щей, а уже третий десяток добираешь. Деревню тоже надо знать – мало ли что… И я согласился.