Иметь и не потерять

Какую все же силу духа имел этот дорогой мне человек! Не то ли наследственное упорство передалось от него и мне? Пусть лишь какая-то толика, но все же? Ведь и я никогда не бросал и не бросаю не доведенных до конца дел – бьюсь, чего бы то мне не стоило? Промелькнули налетные мысли, зажженные отцовскими словами, и погасли, ушли в неведомые глубины памяти.

Проговорили мы с отцом почти до вечера. Может, впервые с особой душевной близостью. Да и было о чем нам говорить: жизнь текла стремительно – уже и я разменял четвертый десяток, а отец – седьмой. Тем более что выходил я в эту скорую жизнь без его постоянной поддержки.

После той нашей встречи отец едва ли не каждое лето приезжал ко мне в Северск. До тех пор пока позволяло здоровье.

Глава третья

1

Не думалось, не гадалось, что всего через каких-нибудь три дня в нашем государстве произойдут такие события, которые перевернут все «вверх дном». Раскрученная карусель перестройки, побудила такие скрытые силы, такой размах безрассудства, которые мало кто предвидел и которые вылились в августовские события 1991 года, приведшие к развалу страны.

Узнав о них, я ждал чего-то непоправимого, губительного, погруженный в то необычное состояние, когда в душе начинает дрожать некая струнка, готовая в любой момент лопнуть от перенапряжения. Бизнес бизнесом, а в Москве люди гибли, законная власть свергалась, гражданской войной попахивало, а это конец, и не только какому-то там бизнесу – государству. Вот и трави душу, гадай, что от тебя зависит, и зависит ли… И это гнетущее ожидание втягивало в мою обыденность то непроизвольное равнодушие к повседневным делам, которое чаще всего наплывает при семейных или общественных неурядицах и волей-неволей сказывается на результатах нашей деятельности.

Неизвестно, сколько бы времени такое состояние продлилась, если бы не вызвал меня в трест Иван Борисович.

Имея за плечами уже немалый житейский опыт, я все больше и больше понимал, что в жизни не может быть постоянства равнозначных событий. Находясь в ведении каких-то иных, не зависимых от человека, закономерностей, они непредсказуемо меняются, трансформируясь чаще всего в совершенно противоположные критерии. Как плюс и минус. И то, что казалось белым, может стать черным, сладкое – горьким, и наоборот. Нередко тянувшееся годами благополучие или череда вроде бы нескончаемых счастливых дней вдруг оборачивается неотвратимым крахом или даже бедой. Как говорят, белые полосы жизни сменяются на черные, и почти неотвратимо. Убедиться в этом нетрудно, проанализировав свою жизнь. Нет худа без добра, а добра без худа – гласит народная мудрость. Поэтому и ехал я в Нижнеобск с тяжелым сердцем, интуитивно понимая, что ничего доброго мне от этой поездки ожидать нечего. В стране вырубались все политические и социальные связи, ломались экономические отношения. Многие кооперативы и малые предприятия рухнули, став банкротами. А не ждет ли та же участь наше предприятие? Устоим ли?

Подолгу глядел я в широкое окно вагона, утопая в охвате неразрешенных мыслей.

* * *

– Все, Виктор, – начал Иван Борисович после обычного приветствия, когда я с замиранием сердца отрыл двери его огромного кабинета, – больше я помогать «Лучу» не смогу и от продукции придется отказаться – не хотят ее покупать наши подразделения…

Екнуло в груди. Вот так! Мы же почти все изделия сбывали тресту! И немалые объемы их еще хранились на складах!

Едва передохнув от такого психологического шока, говорю, хватаясь, как утопающий за соломинку:

– Так надавите на своих подчиненных.

А Иван Борисович с грустинкой (его невеселость я заметил сразу же, как вошел в кабинет):

– Не удастся – теперь каждый будет выживать, как может.

Шевельнул я пересохшим языком, сглатывая последнюю надежду на поддержку:

– Ну а как с материалами на нашу продукцию?

– Никак, – продолжал «добивать» меня Клименко, – их тоже не будет. Ищите в другом месте…

Все! С этим заявлением рушилась наша производственная деятельность, ибо, покупая материалы на стороне по рыночным ценам (а по госфондам мы их не могли купить никоим образом), мы оставались не только без прибыли, но и в убытке. Можно сказать, в полном разорении. И впервые в жизни, как говорится, на собственной шкуре, я ощутил, что такое истинный стресс – доподлинно чувствуешь, как на тебя наваливается неимоверная тяжесть, под которой можно запросто рухнуть. Даже в ногах появилась слабина.

Иван Борисович еще говорил что-то, подбадривая, но его слова уже проносились мимо моего сознания.