Империя пера Екатерины II: литература как политика

Масонство представляло опасность и в силу своей этико-религиозной программы. Братства объявляли повседневной задачей возрождение индивидуального религиозного сознания – это должно было стать «работой» каждого члена ложи. Культивирование спиритуальности, самосовершенствование и самонаблюдение противопоставлялись торжеству материального, карнального и бездуховного начал в обществе, сформированном ненавидимой русскими братьями французской философией. Отвергнув либертинский атеизм и секуляризацию нравов, масоны обратились к розенкрейцеровской традиции, пытаясь вернуть религии утраченный эзотеризм и соединить «тайное знание» с этической парадигмой[213].

Теософия, соединение богословии и философии, подкреплялась широкой общественной деятельностью – изданием журналов, созданием школ, обществ, типографий. Так, Н. И. Новиков с конца 1770-х издает журналы, наполненные не только переводами моралистических текстов, но и полемикой с вольтерьянцами – «Утренний Свет», «Московское ежемесячное издание», «Вечерняя Заря», «Покоящийся трудолюбец». Понятие философии для читателей этих изданий определялось не Вольтером и Дидро, а И. А. Арндтом, Я. Бёме и Л. И. Сен-Мартеном. Последний способствовал наименованию всех московских масонов мартинистами[214], а его сочинение «О заблуждениях и истине» (1775) входило в обязательное чтение всех русских масонов, искавших нового спиритуального опыта и не удовлетворенных традиционным православием. Особенно болезненным для Екатерины было то, что масоны вводили новый моральный код, иные поведенческие образцы[215]. К концу 1770-х годов, окончательно убедившись в невозможности привлечь императрицу на свою сторону, масоны принялись (европейские – открыто, а русские – тайно) обвинять правление Екатерины и саму императрицу в безнравственности. Известно, что сам Сен-Мартен отказался приехать в Россию, пока жива императрица, «известная своею безнравственностью»[216]. Разочаровавшись в Екатерине, масоны сосредоточили все надежды на Павле Петровиче. Происходила своеобразная глорификация Павла как идеального будущего монарха. На фоне «повреждения нравов» двора императрицы добродетельная семейная жизнь Павла со второй супругой Марией Федоровной выглядела идиллией.

Особенно преуспел в своей критике князь М. Щербатов, посвятивший императрице несколько ярких страниц своей книги «О повреждении нравов в России» (написана в конце 1780-х годов). Императрица обвинялась в славолюбии и военных авантюрах, в любострастии и безудержной раздаче денег своим фаворитам, а также в приверженности французским разрушителям религии. Щербатов писал: «Упоенна безрассмысленным чтением новых писателей, закон христианский (хотя довольно набожной быть притворяется) ни за что почитает. ‹…› Многие книги Вольтеровы, разрушающие закон, по ее велению были переведены»[217].

В ноябре 1782 года в Москве, под руководством Новикова и Шварца, торжественно открылось «Дружеское ученое общество»; на самой церемонии открытия присутствовали представители высшей власти, например московский главнокомандующий граф З. Г. Чернышев, приехал и митрополит Платон, вся московская масонская элита. Общество ориентировалось на молодежь, а для нравственного совершенствования и просвещения юных мужей создавались переводческие и учебные группы. Москва из столицы «чумы», невежества и фронды превращалась в столицу масонской пропаганды, также оппозиционно настроенной против двора. Влияние Новикова и его кружков на интеллектуальную молодежь (среди участников «Дружеского ученого общества» были Н. М. Карамзин, М. Н. Муравьев, А. А. Петров) оказалось настолько огромным, что серьезно напугало власть, терявшую старые патрональные механизмы карьерного и материального поощрения.

Екатерина мгновенно отреагировала на московские общества инициацией в Петербурге, под началом графа П. В. Завадовского, Комиссии по созданию народных училищ, а в 1783 году открылось Главное народное училище для подготовки учителей. Власть не желала отдавать масонам первенство в образовании и воспитании. Неслучайно, в «Памятных записках» А. Храповицкого за 1782 год из десяти записей две (все относятся к осени 1782 года) посвящены народным школам. Так, например, 20 октября статс-секретарь приводит точные слова императрицы: «Заведением народных школ разнообразные в России обычаи приведутся в согласие и исправятся нравы»[218]. Исправление нравов должно было идти отнюдь не по указке масонских школ. Педагогическая деятельность к осени 1782 года сделалась ареной соперничества между Петербургом и Москвой, между правительственными планами и начинаниями и масонской – московской – активной работой во главе с Новиковым и Шварцем, сумевшими привлечь и серьезную финансовую поддержку. Весьма симптоматичен был и выход именно осенью 1782 года комедии Фонвизина «Недоросль» на тему воспитания. Императрица считала необходимым дать свой ответ.