Империя пера Екатерины II: литература как политика

Осенью 1783 года на страницах журнала «Собеседник любителей российского слова» появляется памфлет «Общества незнающих ежедневная записка», в весьма искусной форме направленный против масонских учебно-воспитательных организаций, в первую очередь – против «Дружеского ученого общества». Памфлет был написан Екатериной, его стиль, сама сатирическая манера соответствовали другим сочинениям императрицы в том же журнале – ее «Былям и небылицам»[219].

На стене в зале заседания этого общества, как начинает свое описание Екатерина, красовалась надпись «большими словами» – Ignoranti Bambinelli («Невежественные младенцы»), а в правилах приема в общество подчеркивалось, что «меры и весы не употребить» (V, 230). Вместо «ученых» юных питомцев масонских учебных собраний в памфлете фигурируют «невежественные» дети, а само пародийное общество называется «Обществом незнающих».

Издевалась императрица над туманным языком и метафорикой масонских книг – члены двух палат («с чутьем» и «без чутья») обсуждают «лучи мысленного света», «разливающиеся из общего средоточия» (V, 232–233). Здесь, в частности, пародировалась упомянутая книга Луи-Клода де Сен-Мартена «О заблуждениях и истине» (впервые издана в 1775-м и переведена на русский язык И. Лопухиным в 1785 году). Эта книга будет прямо или косвенно высмеиваться во всей антимасонской литературе[220], включая комедии Екатерины, а также вызовет наиболее яростную критику в инициированном императрицей антимасонском журнале «Растущий виноград». Так, например, книга станет объектом пародии в статье С. П. Румянцева «Домовая записка о заразе новомодной ереси и о средствах, исцеляющих от оной»[221]. Русское издание книги Сен-Мартена 1785 года откроет список запрещенных к печатанию и распространению книг, составленный по просьбе императрицы в марте 1786 года.

В центре теории Сен-Мартена находилось разработанное им понятие нравственного «чувства», которым человек должен руководствоваться в познании вселенной. Воссоздание этого чувства, его культивирование были предметом «работ» последователей Сен-Мартена, в том числе и русских мартинистов. Это нравственное «чувство» заменялось в памфлете сниженным словом «чутье». Бессмысленные собрания, описанные в памфлете Екатерины, обсуждают значения разных понятий и слов (это была не слишком остроумная сатира на масонские филологические толкования, в том числе и на учреждение Новиковым и Шварцем «Филологической семинарии»), среди которых центральным и самым долго дискутируемым становится слово «пифик»: «20 число по утру. Упражнялись важным рассуждением о слове Пифик и его истолкованием. Палата с чутьем требовала о сем предложение от палаты без чутья; но вместо того от оной прислано того же числа ввечеру под заглавием:

„Разномыслие“

следующее –

Первое: толкование, аки Пифик принадлежательно до естественной истории и причисляется к некоторому роду обезьян» (V, 213).

«Обезьяны» – слово-жупел, обидная кличка мартинистов, подводило черту под публиковавшейся на страницах «Собеседника» пародией. Именно это слово станет ключевым в антимасонских комедиях Екатерины 1785–1786 годов. Так, первая из комедий – «Обманщик» – открывалась знаменательным диалогом между Марьей, служанкой семейства Самблиных, и Додиным, женихом Софии Самблиной:

Марья. ‹…› Господин мой знается… только весьма потаенно… с какими-то людьми… как бишь… Миф… миш… мид… мыть… мяр… март… марты… чуть не сказала с мартышками. ‹…›

Додин. Ха, ха, ха, что за мартышки? обезьяны переимчивы, оне же кривляки… что за люди… кривляются что ли? (I, 250)

Служанка Прасковья из комедии «Обольщенный» дает согласие выйти замуж за Тефа, слугу Брагина, при одном условии: «Я пойду, буде дашь мне подписку, что не пойдешь в мартышки с печальным видом» (I, 339).

В 1783–1784 годах разгадывать словечко «обезьяны» или другие антимасонские словесные игры предстояло лишь ограниченному кругу даже в среде авторов и читателей журнала «Собеседник». Далеко не все из них догадывались о том, кто является объектом насмешек, а кто – автором этого памфлета. Следующим этапом антимасонской борьбы был выход на публичную – и уже более широкую – сцену театра. Зрители комедий императрицы в 1786 году уже получат полную и недвусмысленную картину созданного ею масонского мифа.

Обманщики и обольщенные выходят на сцену