Cама Фортуна представала у Державина не в обычном своем облике: традиционно она изображалась в виде женской фигуры, стоящей на колесе и держащей одной рукой парус (у Державина – «волшебную ширинку»), а другой – рог изобилия. Поэт же изобразил свое Счастие в мужском образе, в виде резвого и сильного бога, а не богини. Позднее, иллюстрируя оду, А. Н. Оленин представил бога Счастия (Фортуны) в виде кудрявого мальчика с завязанными глазами, едущего по свету на шаре. Державин не только иронически расподобил Екатерину, «Мудрость среди тронов», и коловратное Счастье, но – для большей очевидности несовпадения этих двух персонажей оды – придал им гендерное различие. Игра двумя планами – шутливое восхваление императрицы и негодование по поводу безумия и непредсказуемости бога Счастия – составляли главный контрапункт этой оды.
Неопределенность, зыбкость аллюзий (соответствующая стратегии persiflage) привела к прямо противоположным прочтениям. Если Грот увидел в оде описание триумфов Екатерины (она же Счастие), то некоторые исследователи, напротив, усмотрели в стихотворении ниспровержение имиджа Екатерины-Фелицы, а в самом тексте увидели «анти-оду».[384]
Между тем «На Счастие» не содержало ни ниспровержения, ни профанации – это была игра с созданным им самим мифом.Тот же Грот, следуя логике идентификации Фелицы-Фортуны и Екатерины и опираясь на лукавые «объяснения» Державина, полагал, что знаменитые «международные» строфы заключают в себе еще не до конца расшифрованные «намеки на счастливыя военныя действия России и на выгодные для нея союзы, которыми Императрица приобретала политическое преобладание в Европе»[385]
. Приведем эти «международные» строфы оды Державина – его l’histoire du temps:Грот попытался связать каждую строчку приведенных строф с конкретным и успешным дипломатическим или политическим событием русского двора. Между тем Державин представлял здесь не успехи или победы Екатерины и ее политики, а напротив – те события на международной арене, которые можно интерпретировать как провалы или по крайней мере дипломатические неприятности. Именно они совершаются, как показывает поэт, по слепой воле коварного и даже злого бога Фортуны.
Приведенные куплеты, составленные из сатирических афоризмов, представляют собой гротескное изображение государей и государств в виде сниженно-комического политического «тела», подвергнутого воздействию Фортуны. Высокая политика, символизированная в одах в виде идеального тела государя или государыни (как в одах Ломоносова, представлявшего Россию как прекрасную Елизавету Петровну), десакрализируется и деконструируется в этой оде Державина. Вместо символического тела изображаются его физические части (или элементы одежды, связанные с той или иной частью тела): борода (Порта), усы (Пруссия), фижмы (Англия), хохол конфедератской шапки (Польша), пукли (Франция), нос (Испания), ноги и туфли (римский папа). Контекст, в который введены эти страны – части тела, также оказывается чрезвычайно сниженным: набор действий, совершаемых ими, как будто взят из уличных кукольных представлений или политических карикатур, где дергают за бороду, стряхивают парики или едут чехардой. В этот насыщенный физическими жестами ряд встраиваются и словесные идиомы (задать перцу, коптить колбасы), также соотнесенные с тематикой драки или вредительства в их сниженном варианте.