Империя пера Екатерины II: литература как политика

Эти строки из хроники Шекспира «Король Иоанн» как нельзя более соответствуют всей политической ситуации, описанной в оде Державина. В конце 1788 года России угрожала коалиция «четвертного союза» Пруссии, Англии, Швеции и Голландии, готовая поддерживать военные действия на севере и юге России и подстрекать антирусские выступления в Польше, Дании и Крыму. Коалиция стояла и за спиной турецкого султана. Забегая вперед, заметим, что в противовес этому враждебному союзу Россия активно пыталась сколотить свой – четвертной – союз, состоящий, помимо России, из Австрии, Франции и Испании.

Эти союзы, болезни, безумие и смерти королей, равно как и их «недостойные» занятия, их политическая импотенция, представлены в оде в качестве симптомов «коловратности» мира, катящегося к пропасти. В своей оде Державин замечал:

В те дни, как Мудрость среди тронов
Одна не месит макаронов,
Не ходит в кузницу ковать… (249–250)

В этом фрагменте, однако, Державин противопоставил русской царице-Мудрости не абстрактных королей, а вполне конкретный дом Бурбонов в лице Фердинанда I, короля Неаполитанского и двух Сицилий (1751–1825), а также Людовика XVI, последнего короля Франции. Первый был известен своим грубым нравом, страстной любовью к макаронам, а также к их производству. Этот «король Фальстаф», по воспоминаниям современников, проводил много времени на рынках, часто в самой «грязной» компании, и сам занимался изготовлением макарон, заказывая для этого соответствующие машины[392]. Второй персонаж приведенного отрывка – Людовик XVI – увлекался столярным, токарным и слесарным делом; он имел знаменательное прозвище «Le serrurié» («Замочник»): король коллекционировал замки разных конструкций, а ковка по металлу была его любимым хобби[393]. Оба короля были женаты на сестрах, двух дочерях австрийской королевы Марии-Терезии: первый на Марии-Каролине, второй – на Марии-Антуанетте. Грубость и непросвещенность первого короля были качествами, по мнению поэта, несовместными с выполнением государственных обязанностей. В действительности этот любитель макарон переложил все дела на красивую и деятельную жену. Последний король Франции также не особенно интересовался государственными делами, отдавая явное предпочтение «кузнице» в ущерб всем остальным королевским местоположениям (и трону, и спальне!). Импотенция Людовика XVI воспринималась как символ заката монархии[394]. Все эти качества короля были постоянным объектом памфлетов и политических карикатур[395], известных и в России.

Однако самыми «коловратными» оказались события в Англии. Премьер-министр Уильям Питт Младший (1759–1806) был давним недругом Екатерины: он не мог простить негласную поддержку императрицей антибританской революции в Северо-Американских штатах, а также придуманной ею политики вооруженного нейтралитета, фактически оставившей Англию без помощи. Питт прямо указывал С. Р. Воронцову, русскому посланнику, что Россия предала прежнего союзника, помогавшего ей во время первой русско-турецкой войны. В ситуации 1788 года Екатерина имела серьезные опасения, что Англия (как союзник Швеции) пошлет флот в поддержку Густава. Неожиданно осенью 1788 года самые невероятные новости стали приходить с берегов Темзы.

В оде Державина отсылка к Англии, на первый взгляд, выглядела как общее карнавальное место:

А Темзу в фижмы наряжаешь… (I, 246)

В ноябре 1788 года русский двор обсуждал внезапное сумасшествие английского короля Георга III (1738–1820). Циркулировали слухи о его отравлении. Современные ученые полагают, что имела место редкая болезнь крови (порфирия), возможно, вызванная лекарствами, прописанными королю и содержащими мышьяк. С ноября 1788‐го по март 1789 года Екатерина с напряженным вниманием следила за развитием событий. Дневник А. В. Храповицкого пестрит каждодневными записями разговоров о состоянии английского короля: