Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Как развитие рационального лесного хозяйства, так и добыча угля и выплавка стали сдерживались проблемами одного порядка, связанными с регулированием прав собственности. И это не было случайностью: эти области промышленности были тесно связаны друг с другом. Изобилие лесов обеспечило недолгий промышленный взлет России в XVIII веке. Но когда другие страны перешли с леса на уголь, российская тяжелая промышленность проявила свою технологическую отсталость и неспособность идти в ногу с инновациями. Несмотря на то что железорудные месторождения Кривого Рога были очень удачно расположены поблизости от Донецкого угольного бассейна, их добыча не могла удовлетворить потребностей огромной империи. Паровозы на российских железных дорогах по-прежнему работали на дровах (в 1880 году на дрова приходилось 49 % паровозного топлива[366]), и это вносило свой вклад в обезлесение страны. Также и металлургические заводы на Урале представляли собой уникальный пример тяжелой промышленности, основанной исключительно на потреблении древесины[367]. Угольные копи на юге и западе России (в Польше) были расположены поблизости от больших городов, но даже там слабая транспортная сеть делала доставку угля невероятно дорогой. Как будет показано в следующей главе, правительство объясняло невозможность сооружения водных путей, соединявших районы добычи энергоресурсов с главными местами их потребления, ссылкой на неприкосновенность прав собственности по берегам рек, в то время как промышленникам не удавалось договариваться с владельцами водных ресурсов и строить гидроэлектростанции, чтобы заменить дорогой уголь. В целом добыча ископаемого топлива и выплавка стали росли очень быстро, особенно в 1910–1913 годах, однако потребности промышленности и городов росли еще быстрее. Еще до начала Первой мировой войны Россия испытывала хронический «топливный голод»: в 1913 году правительство было вынуждено отменить пошлины на ввозной уголь[368]. После 1914 года дефицит топлива достиг такого беспрецедентного уровня, что в 1916 году правительство издало закон о реквизиции угля.

Действительно ли частная собственность тормозила индустриализацию в России? Несомненно, структура прав собственности являлась лишь одним из многих факторов, вызывавших отставание, самым важным из которых, возможно, было технологическое. Более того, из анализа дискуссий на тему собственности и практики разрешения конфликтов следует, что конкретная форма собственности – частная, государственная или общинная – была далеко не единственным и даже не главным условием высокой экономической производительности. К тому же дилемма рациональной собственности и экономического прогресса вставала отнюдь не только в России: Макс Вебер ломал голову над тем, каким образом Англия, печально известная неуклюжестью и расплывчатостью законов о собственности, стала лидером индустриализации, в то время как Германия с ее абсолютно рациональной правовой системой, основанной на римском праве, аналогичных достижений не добилась[369]. Джошуа Гетцлер, разбирая взаимосвязь между собственностью и экономическим развитием, показал, что Вебер, уделяя основное внимание институциональной структуре прав собственности, упустил из виду многие дополнительные факторы, благодаря которым английская правовая система подстраивалась под новые экономические потребности, в то время как германская модель «абсолютной собственности нередко препятствовала быстрому перемещению и размещению ресурсов и ответственностей, необходимых для развития и модернизации». Гетцлер полагает, что веберовский рациональный подход (к собственности) «был консервативной силой» в сравнении с такой «релятивистской системой, как английская»[370]. На пример Англии часто ссылались в ходе дискуссий о собственности в России: в Англии, как и в России, частные собственники обладали абсолютными правами на полезные ископаемые и прочие естественные ресурсы. Однако российская экономика зависела от импорта угля из Англии, а угледобытчики в то же время возлагали вину за недоразвитость промышленности на систему прав собственности[371]. Поэтому аргументация Гетцлера представляется правдоподобной: вовсе не форма собственности, а сочетание тонких механизмов, управляющих отношениями собственности, а также социальные и культурные условия, в которых существует собственность, – вот факторы, способные превратить любую систему собственности как в тормоз, так и в двигатель индустриального развития[372].