Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Может показаться парадоксальным, что за ликвидацию частной собственности – символ классического либерализма – ратовали производители угля и стали, которых Сьюзен Маккафри описывает как людей, «стремившихся построить индустриальную Россию с либеральным лицом»[380]. Также вызывает удивление, что они критиковали «государственный социализм» – правительственную политику, в основе которой лежали надзор за частным бизнесом и недоверие к нему, и в то же время выступали за государственное регулирование имущественных отношений. Согласно объяснению Рут Рузы, это противоречие проистекало из теоретического убеждения в значении централизованного планирования для индустриального развития в сочетании с недовольством и боязнью административной опеки и избыточного государственного вмешательства: это несоответствие в итоге «вызвало среди экономистов протесты против „очевидной нелогичности“ такой позиции»[381].

Вместе с тем конфликт между стремлением к освобождению от бюрократической опеки и надеждами на усиление государства будет выглядеть не настолько острым, если мы примем во внимание эволюцию либеральной идеологии и новые представления о государстве, порожденные этой эволюцией. Как будет показано в следующей главе, «идея» государства, лелеемая специалистами и предпринимателями, имела мало общего с существовавшими на тот момент бюрократическими структурами царской администрации. Реформа прав собственности служила и толчком к крупномасштабной реформе государства, и средством ее осуществления.

Глава 3 Национализация рек, экспроприация земель

У истории рыбных промыслов на реке Эмбе, о которых шла речь в главе 1, было интересное завершение. В 1802 году правительство постановило отобрать у графа Ивана Кутайсова его земли и монополию на рыбную ловлю на каспийском побережье и, несмотря на незаконность приобретения им промыслов, выплатило владельцу щедрую компенсацию за утраченную собственность. В 1842 году оно решило «национализировать» каспийские рыбные ресурсы и обеспечить населению свободный доступ к морю, скупив в итоге всю прибрежную полосу шириной в 1 версту (1,06 км): за эту экспроприацию всего каспийского побережья казна заплатила 1 005 146 рублей. Правительство подошло к этому вопросу очень основательно: чтобы обеспечить должный контроль над выловом рыбы, оно отрядило на Каспийское море экспедицию во главе со знаменитым натуралистом Карлом Максимовичем Бэром (Карл Эрнст фон Бэр), которая в 1853–1856 годах изучала фауну моря, и на основе результатов этой экспедиции были разработаны правила эксплуатации рыбных ресурсов (1865)[382]. Каспийское море со всеми его богатствами превратилось в «государственную» собственность.

Покупка каспийского побережья служила уникальным примером того, как государство, пользуясь своими полномочиями, вывело конкретный природный объект из сферы частной собственности. Море по определению является «общественным» и не подлежащим присвоению частными лицами. Однако понятию об «общественном (или частном) по своей сути» характере данного объекта, определяющем его статус, юридическая мысль XIX века не придавала большого значения. Сегодня частная собственность на крупные реки выглядит в наших глазах так же абсурдно и экономически иррационально, как и частная собственность на моря, но в XIX веке это было очевидно далеко не всем. Согласно юридическим воззрениям того времени, неприкосновенность собственности, дарованной государем, была важнее экономических соображений. Противоположная точка зрения, предполагающая, что система собственности должна подстраиваться под изменяющиеся экономические потребности и условия, очень медленно пробивала себе путь. Главные сторонники этой точки зрения выступали за национализацию рек либо за экспроприацию права собственников на использование водных ресурсов по разным причинам – таким, как устройство оросительных систем и строительство гидроэлектростанций. Реализация таких предложений сталкивалась с нежеланием и неспособностью государства заниматься проведением этой реформы. Лишь государство, «монополист отчуждения», как выразился знаменитый русский юрист Н. М. Коркунов[383], могло прибегнуть к своим полномочиям, чтобы отобрать частную собственность у ее владельцев ради общественных нужд. Однако российское государство очень неохотно пользовалось своим правом на это, тем самым порождая недовольство своей «слабостью» и критику со стороны юристов, экономистов, ученых и инженеров.