Иная судьба. Книга II

Лет десять, а то и больше, обучал старый герцог Наследника. Государя. И когда в горести покинул этот мир вслед за горячо любимой супругой — Галлия осталась в таком же надёжном кулаке. Ни смут, как это частенько случается при смене власти, ни заговоров. Хоть несколько голов и полетело, так то — высокоумных, каких-то графьёв да виконтов, которые вздумали воспользоваться кратким днём безвластия — когда формально до коронации нового герцога оставалось сутки, ибо подготовка к церемонии, хоть и сжатая до предела, но всё же занимала время. Поговаривают, эта клика и отравила покойную герцогиню, да и на самого Старика покусилась, и что именно с этой поры молодой герцог ненавидит отравителей.

Хоть бы сладилось с новой герцогиней, хоть бы сладилось. Ох, как нужен Галлии наследник!

… Ночь дышала свежими ветрами с далёких морей, запахом сена, подсыхающего в полях, терпким ароматом виноградников. Здесь, за городом, вдали от бряцаний ночных дозоров и постуков колотушек сторожей было не в пример покойнее. Правильно сделал высокопреосвященство, избрав монастырь святого Бенедикта, своего небесного покровителя, резиденцией. Только тут, вдали от мирской суеты, обретаются душевное равновесие и благодать, их удостаиваются даже послушники, что после нескольких часов обязательных каждодневных упражнений возносят благодарственную молитву, усмиряя дух, распалённый не совсем по чину воинскими занятиями. Не должно быть злости и ненависти в сражении, дети мои, часто повторял архиепископ. Гнев застилает разум, заставляет творить непотребства, а вы — чистые клинки Божии, разите только по справедливости и не вправе опалять себя страстями, ибо то — ржа на клинке. А потому — обязательны для вас смирение и молитва в единении с Божьим миром, гармония и умиротворение. Келья — хорошо, но ещё лучше — лес, вода, чистое небо. Познавая совершенство, сам становишься лучше, вот она и благодать.

Часовой на монастырской стене перевёл взгляд на небо, бескрайнее, как море, усеянное крупными, словно умытыми звёздами. Да, благодать… Чуден мир твой, Господи…

Тёмное пятно, невесть откуда взявшееся в безоблачном небе, перечеркнуло серп луны и звёзды. Хлопанья крыльев монах не услышал — опытные особи летают бесшумно — а вот размах крыльев оценил и поспешно схватился за амулет оповещения, мимоходом пожалев, что зря всё-таки не выдают караульным арбалет или пистоль, надеясь на охранную магию стен. Впрочем, тотчас устыдился сомнений в могуществе их духовного кормчего, ибо Бенедикт Эстрейский молитвой и благостной светлой магией, дарованной свыше, сам возвёл вокруг монастыря незримые барьеры от злых сил. Причём, один — по периметру стен, а второй, предупредительный — на расстоянии полулье, и на земле, и над землёй, и, даже, говорят, п о д землёй, ибо силы зла могут подобраться отовсюду.

Тому, кто сейчас стремительно пронёсся над головой монаха, незримая сфера не причинила вреда, стало быть ночной летун угрозы не представлял. Но кто он, откуда, зачем?.. Покидать пост не годилось, а потому — брат Симон воззвал мысленно к ещё троим собратьям, дежурившим по разным сторонам света от него на той же стене. Нет ли непрошенных гостей, братие? У меня вот появился один, пока присмотрюсь, а вы поглядывайте, вдруг их несколько?

На часы всегда ставили востроглазых да дальнозорких, которым усилительная молитва была без надобности. Прищурившись, смиренный служитель Божий вгляделся в тёмное пятно, осевшее неподалёку от каштановой рощи, и невольно приложил руку к груди, унимая расшалившееся сердце. Неужели — дракон? Да ведь их, почитай, лет десять не видно и не слышно. Аккурат с той поры, как оставил этот мир Старый герцог, а вместе с ним — и его крылатые соратники, доказав тем самым верность единственному господину. Дракон — или драконид-оборотень? Нет, вроде бы не торопится обращаться…

И долго он там высиживать собирается? Если не в монастырь прилетел — тогда для чего? Каштанами полакомиться? Ещё рано…

«Вот дурень!» — отозвалось в голове у Симона снисходительное. «Иных зсссабот у меня нет, кроме ваших каштанов…» Чужая мысль ощутимо стукнула по голове, чутко реагирующей на ментальные сигналы, заставив пошатнуться и невольно опереться на каменный зубец. «А-а, будущий менталист? Поссстараюсь быть тише… Нужно поговорить».

— Со мной? — ошеломлённо спросил Симон, встряхивая одуревшей от беззвучного зова головой и нашаривая на груди защитный амулет.

«Нужен ты мне… Позсссови монсссеньора, у меня к нему разсссговор. Да не дёргайссся…» Рука монаха, потянувшаяся к билу, подать на всякий случай звуковой сигнал, бессильно упала, пальцы разжались, упуская колотушку. И сам он как-то обмяк… «Всех перебудишь, ни к чему. Уссспокойся, я пришёл с миром. Девой Марией клянусь, что не причиню вреда ни тебе, ни тем, кто в этой обители. Не трезсссвонь и других не зсссови, мне просссто нужно поговорить с Бенедиктом».