– Слава Пресветлому, что не грешила. Поясок – вещица бесценная. В особенности, для таких вертихвосток, как ты. Не грешила она. Да у тебя одних мыслей в голове на девятый адский круг хватает.
На этом моменте Змейка позволила себе абстрагироваться от реальности, и далее в яростные тирады не вникать. Она прикрыла глаза и стала отхлебывать из злосчастной кружки травяной чай. Мимо, как стрелы на поле битвы, с присвистом пролетали обидные грубости, запугивания и обвинения. Змейка не реагировала – что толку оправдываться? И вообще, оправдание для виноватых, а она себя такой не считала.
Теплый чай. А все остальное просто бессмысленный поток матушкиных заблуждений и домыслов. Чай. Как сон. Как небытие.
К реальности Змейку возвратило неожиданно прозвучавшее слово. Резкое такое слово, неприятное, будто кто-то закашлялся от дыма и выдохнул резко – «сваха».
– …сваха, говорю, из города приехала, к родственникам. Известная сваха, опытная. Найму ее для тебя.
– Для меня? Наймешь, – Змейка глянула на мать испуганно, не желая верить своим ушам.
– Найму. Дороговато, конечно, но, думаю, тех денег, что мы на лошадь скопили, хватит.
– Так ведь то на лошадь! – чуть не плача, воскликнула Змейка. От обиды сжалось сердце, слезливая пленка стала застить глаза.
Она мечтала о собственной лошади. Хоть о плохонькой, но своей, чтобы у тетки Гани Лучика не просить.
– Ничего. Сваха тебе богатого жениха отыщет, а у богатых лошади завсегда имеются. Так что будет тебе и лошадь и счастье.
Змейка мгновенно скисла. При всей своей дерзости, толково перечить матери она не умела никогда. Могла убежать, не послушаться, спрятаться, отрешиться, но противостоять в открытую, на словах не получалось.
– И не дуйся, как мышь на крупу, – очередной упрек сотряс воздух. – Я тут ношусь с тобой, судьбу твою устраиваю, а ты недовольничаешь.
– Было б чему радоваться, – Змейка буркнула злобно и гордо поднялась из-за стола. – Пошла я.
– Сиди уж! – матушка нахмурила брови, руки в бока уперла. Сама, словно демоница: волосы черные, глаза тоже черные, как карбонадо. Жуть, а не женщина, – Ишь, пошла она! Сейчас сваха придет, смотреть на тебя будет, оценивать. Так что сидеть! – рявкнула, как на собаку, и Змейка от неожиданности вытянулась по стойке «смирно».
Сваха вплыла в комнату, и Змейка благоразумно попятилась к противоположной стене.
Гостья впечатляла своей грозностью и размером. Высокая, полная, если не сказать шарообразная, эта женщина заполнила собой почти все свободное пространство гостиной.
На носу сваха носила золотое пенсне, а на верхней губе – полоску черных усиков, которые походили на облезлую гусеницу и мерзко дергались при любом движении рта. Величественная, украшенная шелковыми рюшами корма размашисто покачивалась из стороны в сторону. Качкой снесло с этажерки цветочный горшок. При падении он обиженно звякнул, украсив пол россыпью черепков и земли.
В дальнем углу комнаты, у ширмы, сваха настигла Змейку и, отрезав ей все возможные пути к побегу, настойчиво схватила за подбородок. Вздернула лицо, заставив глядеть на себя.
– Бледновата, – вынесла вердикт.
– Устала она, работала много. Выспится – зарумянится, – с ходу придумала отговорку Змейкина матушка, но сваха, кажется, пропустила все мимо своих слоновьих ушей, оттянутых к плечам роскошными гроздями мутного янтаря.
– А где марафет твой? Косметика? Макияж?
– Какой еще-то? – на свою беду подала голос Змейка. За то недолгое время, что ждали сваху, матушка успела начернить ей углем брови и губы свеклой нарумянить, ведь ничего специального для искусственной красоты в их благочестивом доме не держалось. В общем, обезобразила, как могла.
– Вот такой, – густым басом заявила сваха и ткнула пальцем куда-то себе в переносицу. Попала точно в круглую бородавку с пучком черных, похожих на тараканьи усы волосков.
– В-в-волосы? – непроизвольно вырвалось у Змейки. «Черт! Зря брякнула!» – пронеслось в мыслях, но удержаться от комментария возможным не представлялось.
– Тени, – громыхнула сваха, и тонкие выщипанные брови на ее лбу сошлись у переносицы, превратившись из линий в сердитые загогульки. – Тени видишь?
Тени были. Ярко лиловые, блестящие на веках. И под глазами. Тоже лиловые, естественные, матовые. Такие и у Змейки появлялись, когда не спала суток двое подряд. И рот снова открылся сам, выпуская очередную порцию опасных слов. Не иначе внутренний демон дурил. Так некстати!
– Вижу. И те, что снизу, и те, что сверху глаз.
Сваха еще сильнее нахмурилась, нависла над своей жертвой, обдав ее приторным запахом розовых духов, и прорычала страшным голосом.
– Макияж. Макияж, говорю, где твой? Где помада? Румяна где? Глаза! Где твои глаза?
– Да вроде здесь, на лице.
– Серость у тебя на лице. Уныние, скукота! Глаза подчеркнуты должны быть, подведены! По-твоему, жених их искать должен? Макияж для невесты – это все. И не нужно себе льстить. А с хорошим макияжем и свинью замуж за принца выдать можно.
– Так я за принца вроде и не хочу.
– А свинья хочет! И тебе не мешало бы у нее поучиться правильно расставлять приоритеты.
– Так я ведь, вроде, не свинья.