Инкубья дочь

Вдохновленная темными страстями, Змейка выскользнула из дома во двор, а со двора на улицу. В глазах потемнело от бешенства. Готовая рвать и метать, она гневно хлопнула калиткой, которая обреченно скрипнула и открылась вновь, повиснув на одной петле. Это разозлило Змейку еще сильнее. Ударом ноги она выместила гнев на несчастной калитке и, не выдержав, разревелась.

Обычно Змейка не позволяла себе слез, считая их признаком недостойной слабости. Разревелся – значит, сдался! Покорился врагу, в роли которого чаще всего выступал со своими наказаниями падре Герман. Но на этот раз проявить волю и сдержаться не получилось. Уж слишком обидная вышла ситуация. Обидная и безысходная…

«Пропади он пропадом – этот жених! Вместе со свахой пропади! Ишь, удумала чужие жизни на свой лад выстраивать! Сводня! Кабаниха усатая! У-у-у!» Злые мысли кипятили голову, только что паром из ушей не валили. Змейка крутанулась на месте, пнула дорожную пыль.

– А все ты виноват, проклятый! Из-за тебя мне теперь старикашке-губошлепу доставаться? – она задрала платье, пытаясь схватиться за проступившие под рукой цепочки зачарованного пояска, но те будто издевались, сочились сквозь пальцы и чуть слышно позвякивали в насмешку. – Чтоб тебя! Не сорвать…

– Как ты себя ведешь, негодная? – раздалось из-за спины.

Змейка взвизгнула от неожиданности, быстро оправила подол и замерла на месте, боясь обернуться назад. Потом все же осмелилась. Обернулась, насупившись, уставилась на падре. Сказать было нечего.

– Неподобающе себя ведешь, – голос святого отца отдавал металлом, – а между прочим бесстыдство – тягчайший грех. Об этом сказано в Писании, но ты, видать, забыла. Забыла, спрашиваю?

– Да, – отозвалась Змейка. Она давно усвоила, что отговорки и оправдания лишь раздражают падре Германа, а вот сиюминутное согласие порой выбивает его из колеи, заставляет раздумывать над следующей фразой. В своих укорах падре не слишком оригинален, поэтому оправдания позволяют ему раз за разом повторяться, поддерживая диалог. Согласие – другое дело! На него и ответить-то особо нечего…

Вот только Змейке такие согласия давались не слишком-то хорошо. В самые неподходящие моменты проступала гордость. Она не позволяла смириться с обвинениями и заставляла спорить до посинения. Или до наказания.

Но сегодня, кажется, получилось. От непривычной покорности подопечной падре впал в ступор и собрался уже отпустить ее, но за калиткой, как назло, появилась Змейкина матушка.

– Вы бы с ней поговорили, святой отец.

Падре смерил Власту строгим взглядом и вопросительно приподнял брови:

– О чем именно? Хотя, будем друг с другом честными – ваша дочь не слишком усердствует в постижении священных текстов.

– Ах, не о текстах, падре, не о текстах. Ближе к жизни. Ей замуж выходить, жениха со дня на день ждем.

Матушка кивнула на Змейку, падре все понял, приободрился:

– Какая славная новость. Таким, как ваша дочь, не стоит засиживаться в одиночестве. Им необходим надежный присмотр.

– Вот и поговорите об этом, – потребовала Власта и нервно сцепила перед грудью руки. – Вспомните заповеди, правила, все-все! Чтобы жениха не разочаровать.

– А кто жених?

– О! Значительный человек! Отставной сотрудник Ордена, тут сами понимаете…

– Понимаю-понимаю! – падре Герман просиял. – Монашку из вашей дщери за столь малый срок я, конечно, не сделаю, но основы приличия, необходимые хорошей жене, она усвоит, даю слово.

– Вы уж постарайтесь.

– Будьте спокойны.

Сдержанно кивнув Власте, падре Герман поманил за собой Змейку и, не оборачиваясь, направился к себе.

***

– Итак, как должна вести себя благочестивая жена? – прозвучал вопрос.

– Как? – Змейка рассеяно уставилась на наставника, оторвав от тяжелых страниц Писания усталый взгляд.

– Это ты должна мне сейчас ответить «как»!

Падре Герман выглядел раздраженным. И не только выглядел – был. Змейкина вредность раздражала. Бесило ее нежелание быть покладистой и внимательной. Беда в том, что слово «бесило» – совершенно неупотребимо в отношении святых отцов. По статусу им положена чистота внешняя и внутренняя – никаких бесов!

Именно поэтому падре держался, как мог, чтобы не взорваться, а наблюдательная Змейка, прекрасно понимая ситуацию, ходила по краю лезвия, всячески подливая масла в огонь.

Несмотря на ее старания, падре справлялся с гневом, раз за разом демонстрировал терпение и выдержку. Нацепив маску спокойствия, принимался повторять:

– Благочестивая жена должна быть у мужа своего бледной тенью, доброй хозяйкой в доме, заботливой матерью при детях. Сыновей не поучать, а обихаживать и оберегать токма, ибо обучения и наставления их – сугубо отческая юдоль. Жена должна быть скромной, при людях прочих быстро не ходить, громко не говорить…

«Бябябя-бябябя!» – мысленно передразнивала его Змейка, которой хотелось зевать во весь рот от уныния. По идее, времени на зевки-то особо и не было. Чего зевать, если судьба твоя решится со дня на день? Надо думать, проблему решать… только как?

– Ты меня слушаешь? – голос падре Германа мешал искать спасительные перспективы, возвращая в тоскливую реальность.

– Угу.