– И все, что есть между женщиной и мужчиной – должно быть суть свет. А ежели греховное и нечистое меж ними проляжет…
– …Наказание виновницу строгое ждет, – закончил цитату из Писания Чет, оторвавшись от израненной кожи. Змейкины ласковые пальцы требовательно вцепились в его волосы. Многообещающий голос пустил по телу новые огневые волны.
– Так накажи меня. За соблазн, за разврат, за бесстыдство – за все накажи. Ты ведь Святой, а я грешница. Так что твое это полное право.
– И какое же наказание ты желаешь, дева?
Чет поднялся со стула, подхватил девушку под бедра и усадил на стол перед собой. Она смотрела в глаза и обнимала за шею, отчаянно, пьяно.
– Любое, лишь бы сладко было, а не горько…
Чет не дослушал всех пожеланий. Сгреб деву в охапку, заткнул ей рот поцелуем, и стройные ножки тут же окольцевали его пояс. Змейка дышала часто-часто, словно загнанная лань, тряслась мелкой дрожью от волнения. Пусть эта ночь станет в ее жизни первой и последней… по любви… Она ахнула, когда на цепочки легли Четовы ладони, зажглись печати, и жар от них пошел такой, что Змейка испугалась – уж не плавить ли целомудренный поясок Ныряльщик собрался? Страшно стало, что обожжет, поэтому она зашептала для самоуспокоения, чтобы не смалодушничать, не передумать в решающий миг:
– Сорви же его, сорви скорее. Избавь меня от этой напасти. Твоей хочу быть прямо сейчас, прямо здесь… – и проговорилась, забывшись, о самой сути своего визита, – хоть один, первый раз, да по любви! Лишь бы ненавистному старику невинной не доставаться…
Чет резко пришел в себя, отпустил девушку, отступил на шаг.
– Ты о чем это? – поинтересовался, пытаясь справиться с разбушевавшимся дыханием.
– Ни о чем, – испугалась Змейка. – Ни о чем! Ну, что же ты… остановился… Подойди, продолжи начатое…
– И не подумаю.
– Но…
Ныряльщик не дал договорить, сердито выдохнул, с шумом выпуская из легких остатки рухнувших чар. Тело еще пылало, но мозг уже включился, пресек животные порывы, потушил необузданное пламя. Нелегко это было. Где уж тут легкость отыщется, когда сидит перед тобой в бесстыдной позе полуголая девица, горячая, отчаянная, любовной жаждой измученная. Подумав пару секунд, Чет ухватил Змейку за колени и свел их, чтобы лишний раз не соблазняться и голову не терять. Хотелось поговорить немного, разрешить кое-какие вопросы, понять, что к чему.
– Рассказывай.
И Змейка не выдержала, рассказала. Закончила с возмущением:
– … не хочу я противному старику доставаться! И все равно мне, что будет! Вот так.
Чет усмехнулся, пододвинул к себе стул, тяжело уселся на него.
– Значит, ты меня использовать хотела? Так?
– Что, если и так? – Змейка приняла вопрос в штыки, сердито одернула вниз подол, спрыгнула со стола и застыла, туго переплетя на груди руки. – Ишь, какой обидчивый!
– Не обидчивый, – Чет в ответ только хмыкнул. – Это ты должна обижаться.
– На то, что ты слинял с полдороги?
– Нет. На голову свою глупую. Ты хоть понимаешь, что наделать могла?
– П-ф-ф-ф! – Змейка отфыркнулась возмущенно. – Вот только не надо мне сейчас поучительные проповеди читать, господин Ныряльщик. Поучать вдруг решили? А что же вы сами-то пять минут назад желали? Забыли уже?
– Причем тут проповеди? Я сам их не люблю. Тут в другом дело. Если матушка твоя расторопная за выгодную свадьбу свахе денег отвалила, договор, значит, между ними уже заключен.
– Какой еще? – Змейка насторожилась. Слова Ныряльщика нравились ей все меньше.
– Деловой. Видел я, как эти свахи в столице работают. У них там целая сеть. А то, что мать твоя ей девственницу обещала – самое важное. Это значит, что сваха получила тебя с потрохами и с невинностью твоей тоже. Жениху тебя такой пообещала. Улавливаешь суть?
Суть Змейка пока не уловила, но нагнетающий обстановку тон испугал.
– Нет, – произнесла неуверенным голосом.
– Хочешь – не хочешь, а ты товар теперь, монета разменная. Ты теперь богатого жениха заказ, а в будущем – состоятельного мужа собственность. Он тебя уже оплатил. И если, упаси Пресветлый, в теле твоем какой изъян при получении отыщется, будете с матерью должны по гроб жизни неустойку платить. А платить вам, как я погляжу, тут в деревне особо нечем.
– А если не платить? – Змейка не верила, не унималась, все еще хотела отыскать варианты.
– В тюрьму пойдете обе. За мошенничество и обман.
– Так если не будет денег?
– Отыщут. Дом отберут и свободу тоже – будете рабынями долг отрабатывать.
– Рабы-ы-ынями? – испуганно протянула девушка. – Я думала рабства уже нет.
– Оно появляется в тех случаях, когда надо с кого-то бабло содрать. Так что не тешь себя иллюзиями… и меня тоже.
Сказанное прозвучало резко и категорично. На Змейку будто озарение нашло. Она с благодарностью взглянула на Чета. «Не воспользовался ситуацией. А ведь мог! И какое ему дело до ее судьбы? Интересно, обиделся или пожалел? Жаль, по глазам его ничего не угадать».
– Иди домой, – фраза вышла совсем холодной, будто ледяной душ. Из голоса Ныряльщика исчез весь огонь. Чет был космически спокоен, по крайней мере, так казалось со стороны.